– Однако, если бы я знал, что там будете вы, я бы непременно пришёл… чтобы узнать новости о нашем деле, разумеется.
На миг появившийся румянец Инес тут же пропал. Она сделала вид, что у неё першит в горле, а когда подняла голову, то снова имела исключительно деловой вид.
– Я узнала имя, но пришлось кое-что пообещать…
– Что-то серьёзное?
– Вы должны по окончании расследования дать комментарий мистеру Эрмсу. Он был крайне воодушевлён такой перспективой. Я прошу прощения, что решила за вас…
Но Эдельхейт тут же рассмеялся, а Инес смотрела на него удивлёнными глазами. Она что-то не то сказала?
– И это всё? Я ещё легко отделался. Вот только боюсь, что воодушевлён он был тем, что познакомился с самой Инес Браун, дочерью отца прогресса. Поверьте, Инес, вы этого журналиста ещё увидите на своём пороге, – продолжал смеяться Гай.
– Вы об этом знали? И специально отправили меня?
– Каюсь.
Инес поняла, что ей манипулировали, и почувствовала обиду. Ей казалось, что Эдельхейт поверил в её силы и попросил помощи! А оказалось…
– Что ж, надеюсь, ваша игра того стоила, мистер Эдельхейт. То, что вы желали узнать…
Инес быстрым шагом приблизилась к столу и на чистом листе написала имя.
– Приятного вам дня, сэр, – кивнула она и вышла за дверь.
На лестнице затихали её каблуки.
Гай сначала смотрел в пустой дверной проём, а потом на пса, что выглянул из своего укрытия.
– Кажется, я обидел леди.
Глава 11. Неданное обещание
Гай стоял у доски с уликами и размышлял над ответом. Имена, действия, события, домыслы переплетались нитями и сливались в причудливую картину происходящего.
Но какое имя поставить в центр? Стонбай? Сейчас он выглядит лишь болтиком, без которого машина успешно продолжила бег. Однако чертёж поезда нашёлся у него – это связь с фабрикой.
На фабрике же был и дубликат чертежа новой технологии Вильямсона. Украден, как и оригинал из сейфа особняка. Чертежу столько лет, но даже Вильямсон не смог его закончить. Есть ли тогда кому-то прок от этой бумаги?
Давняя история с умершим изобретателем. В ней фигурирует Стонбай. А ещё появившаяся внезапно подпись. Треугольник без основания… Похожа на букву «Л» из иностранного алфавита, но что с того?
– Он говорил, что не сдастся. Он обещал, что заберёт всё, что принадлежит мне! Это его знак.
– Но он умер.
Призрак? Будь он жив, то ему, по словам Вильямсона, было бы за семьдесят. Такие сидят в креслах-качалках, а не вламываются в особняки и не устраивают гонки по улицам. К тому же Гай видел его на пару мгновений на рынке: этот Призрак явно не старик.
Может ли сам Призрак, а не только его наниматели иметь личный интерес? Простой наёмник удовлетворился бы деньгами, хотя в этом Призрак как раз преуспел. Но всё же…
– Подозреваю, что и у Призрака на вас зуб, мистер Вильямсон. Возможно, ваши технологии лишили кого-то работы. Например, читал я тут в архиве про бунт конезаводов…
– Ничтожная плата за прогресс. Если бы общество слушало таких бунтарей, то осталось бы в каменном веке, – отрезал Вильямсон.
– Тем не менее мотив бунтаря хорошо лёг в удобренную почву ваших недоброжелателей. Впрочем, я не думаю, что дело в лошадях и консерватизме. Ваш Призрак вовсе не брезгует достижениями прогресса.
Починить в воздухе паровой двигатель – это мастерство, заслуживающее интереса.
Дирижабль. Донос в газету. Имя, что добыла Инес Браун. При чём тут этот человек? Клочок бумаги, исписанный её рукой, лёг на доску к остальным уликам. Нить от него потянулась к дирижаблю. От дирижабля к Призраку. От Призрака к Стонбаю. От Стонбая к умершему изобретателю.
Последовательность событий. Но для результата нужны пересечения! И если поставить в центр новое имя, паутина из нитей соткётся?
* * *
Инес вышла с работы и удивлённо замерла. На крыльце деревянного здания перед ней стоял Гай Эдельхейт.
– Не знал, что вы работаете в школе для бедных.
– Немного преподаю литературу и музыку. Не все могут купить домой книги, – тихо ответила Инес.
Идеально чистый и поглаженный кремовый сюртук Эдельхейта довольно выделялся в районе, где самые обеспеченные жители носили одежду с заплатками. Инес всегда старалась одеваться на работу проще – в муслиновое серое платье без кружев.
Отец знал, что она читает лекции в школе, но не вдавался в подробности в какой. Всегда посмеивался, когда Инес заводила речь о работе, и считал это девичьей причудой. По мнению большинства мужчин, женщина не могла заниматься по-настоящему интеллектуальным трудом. Особенно они любили ссылаться на исследование какого-то столичного «учёного», который утверждал, что мозг женщины настолько мал, что она просто не уразумеет того, что написано в серьёзных книгах.
Инес всегда хотелось бросить в таких «интеллектуалов» перчатку или ткнуть их зонтиком. Если бы они только видели пытливые глаза девочек, когда Инес рассказывала им о лирических героях и эпохе романтизма, об историческом контексте романов и знаменитых композиторах. Одна девочка однажды спросила у Инес, как работает автоматическое пианино, очевидно полагая, что дочери отца прогресса это известно. Было ясно, что девочка мечтает стать инженером.
Вот только вряд ли её мечтам суждено сбыться. Пускай образование поможет этим детям в будущем найти работу, без денег и связей они очень скоро упрутся в свой потолок. Особенно девочки. Им ещё предстоит понять, что они живут в мире, построенном для мужчин. Наступит ли эпоха, когда всё будет по-другому?
– Мистер Эдельхейт, что вы тут делаете?
– Жду вас. Хотел предложить вам прогулку.
– Прогулку? Мне?
– В качестве извинения.
Он улыбался так добродушно, что у Инес пропало всё желание злиться, а недавнее недовольство показалось сущей мелочью. Но для вида она всё же сделала замечание:
– Мистер Эдельхейт, я приму ваши извинения, но впредь пообещайте больше меня не обманывать.
– Ох, это очень серьёзное обещание, леди Инес. Не уверен, что я вообще могу кому-либо такое дать.
– Но почему? Если бы вы честно мне всё рассказали, я бы всё равно помогла вам. Ложь – нарушение моральных принципов.
– Это вы цитируете религиозные брошюры или учебник по этикету? Я заметил, что в Гласстоне от этих книг просто спасения нет. Почти каждая витрина, книжная полка или продавец просто суют их мне под нос! – делано возмутился Гай.
– Мистер Эдельхейт!
– Простите меня, Инес. Мой ответ таков: если бы я был ограничен подобными «моральными принципами», то я бы не смог ловить тех, кто их лишён. Говорящий правду ограничен только ей. Лжец свободен в