Послышались крики. Прохожие бросались наутёк к ближайшим дверям и вжимались в стены. Дверцы мобиля царапались о кирпич и высекали искры. Коричневый мобиль снёс бельевую верёвку, и на лобовое стекло Гая полетели чьи-то линялые сорочки и панталоны. Когда их унесло назад, Эдельхейт увидел перед собой женщину с корзиной.
Рычаг на себя. Мгновенное торможение. Резкий скачок телом вперёд. Удар головой. Упавшая корзина.
Когда Гай поднял голову, на него круглыми от ужаса глазами смотрела женщина. Перепуганная, крикливая, но живая. Призрак же растворился в переулках, которые, без сомнения, прекрасно знал.
Голова болела, а со лба стекала капля липкой крови. Гай был бы рад вывалиться из этой машины на твёрдую землю, но отдыхать было рано. Чуть переведя дух, он тоже за рулём медленно последовал по следам разрушений и, к своему разочарованию, нашёл стоянку с арендными паромобилями. Сторож и по совместительству продавец признался, что мобиль вернули час назад, а арендовал его ещё вчера «аккуратно одетый джентльмен», совсем не похожий на торговца уличной едой.
Гай посмотрел на паромобиль, который он и сам «одолжил» и даже слегка потрепал, и со вздохом произнёс:
– Что ж… И мне надо вернуть владельцу этот и идти каяться перед своим нанимателем. Надеюсь, Инес повезло больше.
* * *
Когда Вильямсон услышал новости, его чуть не хватил удар. Он тяжело сопел и держался за грудь, но продолжал поносить «нерадивого детектива» на чём свет стоит. Даже свежая рана на голове Эдельхейта не смягчила гнев фабричного магната, который только что отдал кругленькую сумму, но, конечно, никакого чертежа взамен не получил.
Эдельхейт с улыбкой спросил, не может ли Вильямсон нарисовать этот чертёж снова, но магнат шутку не оценил и велел Эдельхейту убираться. В закрывшуюся дверь даже полетела трость.
Гай поймал на улице столь редкий нынче экипаж и попросил высадить его в начале Оуксфорд-стрит, чтобы пройтись до дома пешком. От мощёной дороги по-прежнему исходил жар. Люди старались держаться поближе к реке, несмотря на то что она зацвела и отвратно пахла.
Каких-то четверть века с небольшим это было настоящим бедствием, потому что до постройки канализации весь мусор и содержимое ночных горшков сваливали в реку. И летом наступал великий смрад, приносящий эпидемии и смерть. Канализация стала для Гласстона настоящим чудом.
«Хоть что-то здесь не приписывают Вильямсону», – усмехнулся про себя Гай и услышал рядом жалкое скуление.
Он заглянул за угол и увидел облезлого и тощего ретривера. Его грязная блекло-золотая шерсть местами слиплась в красные сосульки. Пёс был совершенно не агрессивен, а скорее напуган и забит и совсем не походил на местных беспородных хвостатых бродяг.
– Чей же ты, приятель?
– Да ясно чей!
Гай обернулся к женщине, которая на ступенях чистила кирпичным порошком горшки.
– Он тут давно околачивается, ещё с выставки. Видали её? Мистер Смит выставил его против пса Милсворда и опять проиграл.
– А вы очень осведомлены, леди.
Женщина фыркнула от такого обращения. С задранной на колени юбкой и в компании ночных горшков она вовсе не чувствовала себя «леди».
– Да этот Смит каждый год какую-нибудь псину выкидывает, а нам тут и без того собак хватает. Хотите – забирайте!
Ретривер смотрел робко и доверчиво. Когда Эдельхейт показал ему пустую ладонь, пёс понюхал её и лизнул. Гай попросил женщину за пенни вынести собаке поесть, но та запросила три. Гай согласился, а после забрал пса с собой. «Среди арендаторов миссис Палмер, кажется, есть семья с ребёнком, который был бы счастлив за ним приглядеть».
Впоследствии пёс, которого Гай начал кликать Винсент, частенько убегал от той семьи, скрёбся в дверь на чердак и так лежал на пороге, пока дверь не открывалась. Эдельхейту казалось это невероятно трогательным, и он очень просил миссис Палмер не ругаться и не гнать собаку. Та под взглядом магических глаз Эдельхейта сдалась.
В один из таких дней Гай как раз лежал на диване, закинув ноги на подлокотник, как услышал на лестнице шаги двух человек. Винсент заволновался и поспешил спрятаться под кровать. «Сторожевым псом его можно не ставить», – вздохнул Эдельхейт. Но тут в дверь постучали, и миссис Палмер доложила:
– Мистер Эдельхейт, к вам миссис Браун.
– Пусть войдёт. – Гай поспешил подняться и надел круглые чёрные очки. – Мистрис Браун, прошу, проходите. Мне так жаль, что я не смог увидеться с вами раньше.
Глаза домовладелицы при этих словах смущённо забегали, но она всё же вышла, оставив неженатых мужчину и женщину наедине. Интересно, насколько старательную хозяйку хватит, прежде чем она уступит искушению пустить на кухне слухи?
– Похоже, мистрис Палмер считает наше уединение предосудительным, – улыбнулся Гай. – И я даже склонен с ней согласиться. Моё общество пагубно для вашей репутации и уж точно не придётся по нраву вашему отцу. Кстати, как он?
Инес деликатно прошла в комнату. В этот раз на ней было светло-серое платье в тёмную полоску и большой бант на шляпке и турнюре.
– Ему намного лучше, и он снова занялся работой, – уклончиво ответила Инес.
Она начала теребить оборку платья, словно чувствовала себя неловко. Не смотрела Эдельхейту в глаза. Впрочем, глаза он спрятал за очками. После бессонной ночи и работы они сильно покраснели.
– Мистрис Бра…
– Прошу простить мне моё нетерпение, мистер Эдельхейт. Я беспокоилась о вас, поэтому пришла вас навестить.
– Беспокоились обо мне?
Инес подошла и протянула ладонь к уже заживающей шишке на лбу Эдельхейта, но тот отшатнулся. Миг, полный неловкости. Смятая в ладони кружевная перчатка. Смущённое покашливание и рефлекторный жест, поправляющий очки.
– А-а… как ваша голова? – нарочито беспечно заговорила Инес, блуждая взглядом по комнате.
– Прекрасно размышляет. Однако в следующий раз я бы предпочёл прогулку на экипажах, – отшутился Эдельхейт.
– Вы не пришли на приём к графине, хотя были приглашены. Вот я и подумала, что вам может нездоровиться.
– А ваш отец, стало быть, приходил и наверняка рассказывал, что я от стыда и позора не смею показаться на людях.
Инес откашлялась и посмотрела в сторону. Эдельхейт попал в точку.
– Что ж, – продолжил он, – смею вас заверить, что причина иная: мне просто не хотелось идти.
Инес удивлённо вскинула голову. Как легко Эдельхейт отмахнулся от приглашения одной из самых именитых женщин города, как легко проигнорировал приём, на который мечтает попасть весь Гласстон. Вот бы и самой Инес так же просто делать то, что хочется ей, и руководствоваться исключительно своими