– Спрячь в карман, а завтра иди в нотариальную контору в конце этой улицы. Там смышлёный парень работает. Вели положить этот листок в закрытый конверт с печатью и оставь на хранение.
– А что там написано-то?
– Твои показания.
– Мои что?
– О том, что ты работал на Милсворда и раздавал беднякам деньги от его имени. По его же приказу натолкнул их пойти бунтовать против Вильямсона и так далее. Ну ты ведь слышал, что я говорил. И в газету анонимное письмо про всё это отправил тоже ты.
– П-погоди. Это ведь не я был.
– А кто?
– Т… – начал Джеймс, но слова застряли в горле.
Винс смотрел на него так пристально и улыбался, что становилось не по себе. Джеймса пробрала дрожь, словно перед ним сидел сам чёрт, который за эти месяцы таки стал ему братом, но всё равно пугал. Джеймс сглотнул и краем глаза покосился на выход, но Винс вдруг ободряюще хлопнул товарища по плечу.
– Не бойся. Эти показания как раз и нужны, чтобы тебя не тащили в суд. Запомни главное: вели нотариусу отнести эту бумагу в полицию только тогда, когда против Милсворда будет назначен суд. Не раньше. Запомнил?
Джеймс кивнул с открытым ртом. Он перестал понимать, что происходит. В кармане хрустели десять фунтов и вдруг показались так тяжелы, словно вылиты из железа. Винс продолжал городить инструкции, а Джеймс едва успевал воспринимать смысл слов.
– А про тебя там ничего нет? – вдруг спросил он. – В этих… «показаниях»?
– Про меня ничего. И ты ничего про меня не говори. Нет меня. Не существует.
– К-как это?
– Я Призрак.
Джеймс уставился на друга округлившимися от ужаса глазами. Рука невольно потянулась к рукаву Винса, чтобы потрогать. Джеймс оглянулся по сторонам, не смотрит ли на него кто и не называет ли психом из-за того, что тот разговаривает сам с собой? Джеймс тут же тряхнул головой. Как же? Как это? Вот ведь сидит, попивает свой дурацкий джин, и официантка его видит, и бедняки в трущобах деньги у него брали.
Винс неожиданно расхохотался:
– Джеймс, у тебя всё на лице написано. Я не имел в виду, что я привидение.
– Именно это ты и сказал!
– Забудь. Не бери в голову.
Джеймс был бы и рад не брать, да вот взял. Говорила ему мама: «Не бери всякие гадости». А он всё равно подбирал с земли всё, что видел, и чуть не траванулся в детстве. Так и с мыслями.
– Не бойся, – повторил Винс ещё мягче, как будто успокаивал ребёнка. – Это хорошее дело, и ты хороший человек. Как всё кончится, смотаешься из этого проклятого города с женой… или без неё. Заживёшь нормально… если только не пропьёшь всё.
Винс с укоризной кивнул на уже третью пинту пива. Затем встал, достал из кармана конверт и положил перед Джеймсом.
– Прощай, – обронил Винс напоследок и ушёл.
Джеймс сморгнул и пришёл в себя только через несколько секунд. Он заглянул в конверт и чуть не упал со стула. Внутри лежало пятьдесят фунтов. Он схватил конверт, листок с «показаниями» и выбежал наружу.
Осенний холод ударил в горло. Разгорячённая от выпивки голова туго соображала. Джеймс рванул сначала в одну сторону, потом в другую, но Винса уже нигде не было. Ушёл. Растворился в темноте, словно и впрямь был призраком. Ушёл и словно забрал с собой важную часть жизни.
Джеймс на миг подумал, что все эти месяцы были лишь сном: походы в «Каплю», новый друг, дорогая выпивка, работа, деньги. Словно завтра он опять проснётся тем самым Джеймсом-Никудышным-Сыщиком и поплетётся батрачить на фабрику Вильямсона за гроши. А потом сляжет с чернотой в лёгких и помрёт в каком-нибудь переулке в нищете и брошенный всеми.
От этой мысли разрывалось сердце и хотелось рыдать. Но Джеймс посмотрел на конверт с деньгами и бумаги у себя в руках и решил во что бы то ни стало сделать для Винса последнее дело.
Глава 22. Последнее дело
Этот процесс собрал великое множество людей. В комнате заседаний негде было упасть и винтику. Все сидячие места заняли журналисты, юристы, видные дельцы, акционеры и те из высшего света, кто просто хотел стать свидетелем легендарной тяжбы между двумя самыми значимыми фигурами в Гласстоне – Грегором Вильямсоном и Саймоном Милсвордом.
Журналисты, которым не хватило места внутри, ждали на крыльце здания суда. Они уже строчили в своих блокнотах громкие заголовки и готовили вопросы участникам процесса на любой из возможных исходов. Там же собрались некоторые рабочие, чья работа зависела от исхода суда.
На площади перед зданием с железными телегами сновали продавцы уличной еды, чтобы предлагать уставшим от долгого ожидания покупателям ещё дымящиеся булочки, печеный картофель, сэндвичи и пироги. А где покупали еду, там и запасались напитками – имбирным пивом и сидром, пряным сбитнем и кофе.
Заседание было долгим, и торговля до того разрослась, что постепенно у здания суда сложился стихийный рынок, где продавали и зубной порошок, и песок для чистки котлов, и гвоздичное масло, и коврики ручной работы, и чернила, и записные книжки, и булавки, и кочерги.
Всё выглядело так, будто тут собралась половина города и то только потому, что вторая половина не могла уйти с работы. Всем казалось, что исход этого дела изменит жизнь всего Гласстона.
– Таким образом, по документам и свидетельствам экспертов делаем вывод, что мистер Саймон Милсворд закупал бракованные компоненты для удешевления производства. На вашем столе, ваша честь, лежит бумага со статистикой по паромобильным авариям за последние двадцать лет. Сколькие из них произошли из-за неисправных компонентов? Мы никогда не узнаем. Но, несомненно, аварий было бы меньше, если бы мистер Милсворд не давал взяток и не экономил на производстве.
Гай Эдельхейт развёл руками. Монолог был настолько долгим, что журналисты, записывающие в блокноты каждое его слово, выдохнули с облегчением.
После этого слово взял адвокат Милсворда Гэвин Брукс, который – какое совпадение! – защищал когда-то Стонбая и являлся давним помощником Уолтера Смита.
– Мой клиент отрицает обвинения. Его бухгалтерия чиста, и все контракты приложены к делу. Если какой-либо производитель поставлял некачественные компоненты, то это вина производителя. И напоминаю, что Грегор Вильямсон тоже был одним из поставщиков деталей для паромобилей…
Вильямсон хотел разразиться гневом за такие