– Суд удаляется…
За миг до того, как судья ударил молотком, дверь в зал суда отворилась. Вошёл невысокий человек в очках и аккуратном полосатом сюртуке. В руке он сжимал большой конверт.
– Прошу прощения за опоздание, ваша честь. Моя жена заболела, иначе бы я пришёл раньше, – вежливо поздоровался незнакомец. – Моё имя Грэг Трейнор, я держу юридическую контору «Трейнор и сыновья». Я пришёл, чтобы выполнить волю моего клиента Джеймса Хоттона.
– Ваша работа связана с нашим делом? – спросил судья.
– Верно. – Трейнор поправил очки. – У меня в руках свидетельства против Саймона Милсворда.
В зале зашелестели шепотки, словно после штиля наконец-то подул ветер. Судья посмотрел на юриста поверх пенсне. Милсворд о чём-то горячо заговорил с адвокатом.
– Что это за свидетельства? Кто такой этот Джеймс Хоттон? – нахмурился адвокат Брукс.
– Джеймс Хоттон – это бывший рабочий с фабрики мистера Вильямсона, – пояснил Трейнор. – Он предоставил свою старую перфокарту, где была пометка об увольнении. Так что я подтверждаю личность своего клиента.
– Уволен с фабрики Вильямсона! При чём же здесь мой клиент?
– Позвольте я закончу, – миролюбиво ответил Трейнор, протёр свои очки и продолжил: – После увольнения с мистером Хоттоном связался человек, который назвался подчинённым мистера Милсворда и нанял его на новую работу. Мистер Хоттон остро нуждался в деньгах после увольнения, а потому согласился. Работа состояла в том, чтобы пойти в восточные трущобы и раздать людям деньги. Кажется, мы все читали про эту историю в газете. Так вот, в показаниях мистера Хоттона написано, что важным пунктом работы было раздать деньги лишь половине людей, а остальных отправить к особняку мистера Вильямсона. В итоге гнев обделённых бедняков перерос в бунт на улицах, о котором, я полагаю, наслышаны все присутствующие.
– Ваш мистер Хоттон – лжец, – заявил адвокат Милсворда. – Мой клиент мог раздать деньги беднякам исключительно из своей щедрости и милосердия. Но какой резон был устраивать беспорядок у особняка Вильямсона? Никакого! Ваш мистер Хоттон вычитал эту историю в газете!
– Отнюдь, – спокойно ответил Трейнор. – Судя по показаниям мистера Хоттона, именно он и отправил в газету то анонимное письмо, так как его мучила совесть от произошедшего.
– Это не доказывает его слова о моём клиенте.
– Верно, не доказывает.
– Вам известно, где сейчас мистер Хоттон? Мы могли бы расспросить его обо всём под присягой, – вмешался Эдельхейт.
– Боюсь, что не известно. Мистер Хоттон опасался преследования со стороны мистера Милсворда, а потому записал показания и заверил их в моей конторе с условием, что я обнародую показания, если против Милсворда будет организовано какое-либо судебное разбирательство.
– Записал? – обрадовался адвокат Брукс. – Много ли на фабрике мистера Вильямсона грамотных рабочих?
– Он мог попросить об этом любого клерка, – возразил Эдельхейт.
– Всё верно, – продолжил Трейнор. – Он попросил «друга из Бумажного квартала», взяв клятву о молчании. Об этом мистер Хоттон тоже рассказывает в своих показаниях.
– Но ни друга, ни мистера Хоттона здесь нет, чтобы подтвердить подлинность этой истории, а потому она не может быть приложена к делу, – стоял на своём Брукс.
– Соглашусь. Без свидетеля эти показания не имеют силу, – кивнул судья и обратился к Трейнору: – Вы ведь не можете ручаться, что всё написанное в бумаге правда?
– По правде говоря, могу…
Все уставились на юриста.
– Вы ведь только приняли бумагу. Как вы можете ручаться? – удивился судья и внимательно посмотрел на Трейнора сквозь пенсне.
– Видите ли, история показалась мне донельзя важной, и я после ухода мистера Хоттона взял на себя смелость проверить её.
Эдельхейт улыбнулся краем губ. Когда-то с таких проверок начинались его собственные расследования, которые впоследствии дали ему репутацию детектива.
«Рад, что и в Гласстоне есть такие юристы».
– Я пошёл прямиком в трущобы и расспросил тамошних обитателей. Они подтвердили слова мистера Хоттона и, более того, подробно описали его и ещё одного мистера. Очевидно, это и был «человек Милсворда».
– Вы поступили очень смело, мистер Трейнор. Не каждый пошёл бы в трущобы после бунта, – с уважением сказал Эдельхейт, на что Трейнор скромно склонил голову.
Самое главное исполнено: вина Милсворда в подстрекательстве доказана. А это куда серьёзней, чем мошенничество и халатность на производстве.
В зале поднялся ропот. Все охали и тихо переговаривались. Судья изучал бумагу с показаниями. Трейнор скромно протирал очки. Брукс переговаривался с Милсвордом, и было ясно, что оба взволнованы.
– Мой клиент утверждает, что всё ложь. Он не подстрекал толпу и не называл имя Вильямсона. Более того, он не нанимал никакого Джеймса Хоттона. Мистер Милсворд не признаёт вину.
– У нас слова против слов, – вздохнул судья.
– Слова мистера Трейнора сказаны под присягой. Он лишь сделал свою работу и даже частично работу детектива. Если сомневаетесь, ваша честь, направьте констеблей в восточные трущобы и подтвердите показания. Но я уверен, что мистер Трейнор сделал всё на совесть, ведь на кону его профессиональная репутация.
Судья ненадолго задумался. Затем хлопнул молотком и объявил:
– Оглашение вердикта переносится на завтрашний полдень. До того констебли будут выяснять подробности мятежа.
Милсворд почти зарычал от досады. Вильямсон бросил на него победный взгляд. Когда все разошлись, он поймал за локоть Эдельхейта и с довольной ухмылкой спросил:
– Признайтесь, Эдельхейт, это вы подослали этого Трейнора?
– Ну конечно, мистер Вильямсон, – без зазрения совести улыбнулся Гай.
Вильямсон задорно хлопнул его по плечу:
– Ха! Любите вы представления! Но могли бы и предупредить меня. А то я уже занервничал, что Милсворд легко отделается.
– Тогда бы не получилось представления.
* * *
Констеблю Хиггинсу хотелось выть на луну от досады. Из-за того, что на его счету уже было несколько раскрытых преступлений, он рассчитывал на повышение. Пусть коллеги и посмеивались, что все преступления за него раскрыл Эдельхейт, но ведь и Хиггинс помогал! Чего бы добился этот частный сыщик, если бы его не страховал полномочный представитель закона, без которого невозможен ни один обыск, ни один арест?
Вот только вместо нового звания Хиггинс получил новое дело. Последнее. Начальство заверяло, что уж теперь-то нашивки сержанта лягут к нему на рукав сразу же, как он закончит. Заверяло и издевалось. Можно подумать, Хиггинс не заметил в их ухмылках ничего подозрительного.
Как бы то ни было, он