Вообще я болел дважды. Первый раз заболел буквально через три-четыре месяца после приезда. Лечились мы сами – джин с тоником, вот все лечение, и хину еще глотали. Видно, первую малярию свою я вылечил плохо, потому что вторая чуть меня не убила, я тогда влетел хорошо. Температура была под сорок, страшные вещи, такое состояние дурное: суставы чешутся. Хочется их достать из-под кожи, почесать и обратно засунуть! Я после той болезни весил сорок шесть килограммов. Если фотографии поискать, видно – там вообще «шкилет» стоит!
А когда я заболел, вызывать наш самолет было опасно, мог просто не долететь, могли сбить. Позвонили кубашам – так мы их называли, кубинцев, – они буквально минут через пятнадцать-двадцать приехали. А дело было ночью, я уже этого не помню, был уже в отрубе, мне это потом рассказали. Кубаши приехали – и вместе с койкой меня погрузили в кузов и отвезли в свой госпиталь. Уже там я очнулся.
Госпиталь у них был интересный. Бригады кубинские были развернуты по-боевому, и госпиталь был – большая «рефужа», то есть глубокий ров, там койки стоят, и над всем этим тент натянут, и это госпиталь! Но сделано все аккуратненько, чистенько, ничего не скажешь. Пришел в себя уже под капельницей. Малярию кубаши лечили очень хорошо. Неделя, максимум две – и ставили человека на ноги.
А обходились они с нами, советскими, действительно как с братьями. У них было так: «Фидель сказал, что надо помогать русским – все, надо!» Без проблем. Даже в туалет, извините, пока я болел, меня кубинский санитар носил на руках: взвалит на спину и несет.
Или вот еще – был у меня день рождения. А наша самогонка уже надоела пуще горькой редьки, ее уже не хотелось. Хотелось чего-то более-менее приличного. Подсказывают: съезди к кубашам, у них там есть ром семилетней выдержки, отличная вещь! У них был трехлетний ром и семилетний, трехлетний – обычная самогонка, по большому счету, а вот семилетний – это уже вещь! До сих пор вкус семилетнего рома помню. Я приехал к ним, поговорил с кубинским замом командира по тылу, у нас контакт был нормальный: так и так, мне надо пол-ящика семилетнего рома. Он мне отвечает: ты что, у нас уже его нет, бери трехлетнего сколько хочешь, а семилетнего нет! Я говорю: да трехлетнего у нас самих сколько хочешь, семилетнего бы достать! Но нет, так нет, что же сделаешь? И уже когда возле шлагбаума, у границы их части, прощались с ним, я сказал: ну что ж, придется мой день рождения трехлетним ромом отмечать. И сказал ведь безо всякого умысла – а этого оказалось достаточно! То есть, он понял, что это не просто пьянка, для которой русским вдруг понадобился семилетний ром, что это торжество, повод хороший! Так пока я на своем ГАЗ-66 приехал от них в свою бригаду – минут двадцать мне было ехать, недалеко – меня кубинский УРАЛ за это время обогнал! Прилетаю, Калъяныч, товарищ мой, мне заявляет: ну ты даешь, совсем обнаглел! Я не понял, что такое. Оказалось, кубаши меня обогнали и привезли сами пол-ящика семилетнего рома! Как только он понял, что это не просто пьянка, а праздник, так выручил, даже ничего не говоря!
Питаться мы у кубинцев не питались, у нас было свое продовольствие, со складов.
Еще что интересного? Рядышком с нами стояла бригада ассинцев [256]. Я к ним не касался, у них были свои подразделения, стояли на прикрытии аэродрома в Куито – хотя этого аэродрома к тому моменту там уже и не было, все было разбомблено и разбито. Несколько битых самолетов прямо на взлетной полосе валялось. Что смогли, там убрали, наши самолеты кое-какие там садились еще, маленькие – Боинги-707, например, или еще что, уже не помню точно. Больше в Куито вертолеты летали, Ми-24 преимущественно: они ведь могли сесть сразу на дороге. Я только на этих вертолетах и летал там, если надо было куда. Он маленький, сидишь, весь скрутившись, сзади тебя еще человек так же сидит, а коленки уже в борт упираются. А в бою – страшный вертолет, его боялись все.
До Менонге добирались колоннами. А если надо было в Луанду выезжать по каким-то вопросам, то добирались до Менонге, там был уже более-менее нормальный аэропорт, садились в самолет и летели оттуда в столицу.
ФАПЛА там контролировала только крупные населенные пункты, как районные города, а вся территория остальная была под УНИТА. Нам там опасно было появляться. Поэтому и самолеты прямо пойти на посадку не могли, в аэропорту Менонге садились только «по спирали»: подлетали к аэродрому на высоте 5-6 километров и прямо над ним, в том радиусе, куда ПЗРК противник уже не подтащит, начинали снижение, кружились. И так же и взлетали.
А еще меня, помню, задело, что фапловские солдаты очень плохо питались. Почему – не знаю. Как-то увидел, как им пищу раздавали, так был не просто удивлен, а возмущен. Солдат утром, часов в девять-десять, приходил на раздачу с консервной банкой, ему туда насыпали сухой рис, давали банку консервов небольшую, типа банки шпрот нашей, граммов пятьдесят оливкового масла, и это на целый день! Где он это будет готовить, или сухим съест – никого, как будто, не интересовало. Не помню, чтобы им какие-нибудь галеты выдавались, может, и выдавались, только я ни разу не видел. Кажется, в каждом взводе был костер, где они сами варили себе еду.
Призывали они тоже очень интересно: окружали деревню, и все «фильтровали». У кого есть бумага, что он отслужил – тот свободен. У кого нет – под ружье. Такая мобилизация. И точно такую же мобилизацию проводила УНИТА.
Бывало так, что в одной и той же деревне – сегодня ФАГОТА окружает и набирает бойцов. А тех, кто спрятался или убежал, через день забирает УНИТА.
А когда солдат-новобранцев только приводили в часть – я не раз это видел – его первым делом откармливали, потому что там все просто дистрофики были, по-другому не скажешь. До того дохлые, худые, что казалось, дунешь на него – и он тут же упадет. После того как новеньких немножко откармливали, их уже распределяли по подразделениям.
Воины они были своеобразные. Подбросили американцы унитовцам еду, рис. Пошел слух по территории, что в таком-то районе еда – и все! Я знаю, что иногда целыми подразделениями переходили к УНИТА, ротами, с оружием, и сдавались. Потом там еда закончилась, а тут СССР ФАГОТА подбросил что-то – и возвращаются, с повинной! Шли туда, где кормили, это не шутка.