Когда вернулся из Бангладеш и пришел в «десятку» – там был такой полковник Золин Владимир Григорьевич, очень хороший человек – так он на меня «набросился»: ну где же ты пропадал, что же ты так долго в Бангладеш задержался, я тут для тебя место держу! В Анголе, в вертолетном отряде! Так что вышло, как в сказке – собирайся, дурак, одевайся, дурак, поедешь, дурак, к царю (смеется).
Про этот вертолетный отряд я уже знал. Дело в том, что в те же годы я преподавал в Военном Университете (бывший ВИИЯ) курс бортперевода – радиотелефонного обмена в авиации. За время моего преподавания этого курса я сделал семь полнокровных выпусков бортпереводчиков. И многие курсанты-переводчики, которых я готовил, уже служили в этом вертолетном отряде: там летало две группы моих учеников. И вдруг оказалось, что я тоже там нужен.
Я поехал сначала не на должность переводчика, а на должность офицера по связи и взаимодействию (liaison officer). То есть, задачей моей было на основе владения иностранными языками решать все необходимые вопросы, связанные с работой, службой, жизнедеятельностью, проживанием наших вертолетчиков в Анголе. Я владею несколькими языками: счастливым для Анголы сочетанием английского и португальского, говорю по-испански и по-польски, немного на бенгали. Это не считая русского, белорусского и украинского.
Сотрудники миссии ООН в Анголе. 1996 год. И. А. Ждаркин – второй справа
Там в Луанде, непосредственно в штабе миссии ООН, был старший российской группы офицеров по связи и взаимодействию – Володя Тарасов, до этого он служил в Кампучии, сам выучил английский язык, хотя по профессии он АОшник – то есть инженер по авиационному оборудованию. Работать с ним было очень приятно, он был очень грамотный офицер, в частности по техническим вопросам, и очень хорошо говорил по-английски, так что практически все вопросы решались на раз.
А полковник Золин меня помнил еще с Мозамбика – он туда меня отправлял в 1990 году. Потому и задержал это место специально для меня, прекрасно помня мой боевой опыт и знание португальского языка. Получилось, что я в конце ноября 1995 года прилетел из Бангладеш, пока со всем рассчитался, и в январе 1996 года уже полетел в Анголу. Вернулся через полгода.
По возвращении оттуда я еще работал какое-то время на кафедре, продолжал преподавать бортперевод. Потом мне стали предлагать поехать в Югославию, в наш десантный батальон, который там стоял, тоже переводчиком. Я уже, в принципе, начал готовиться, потому что в Югославии я еще не был, так почему бы не съездить? Но закончилось все это весьма тривиально: меня опять вызвали в «десятку», и тот же полковник Золин мне сказал: какая Югославия, у тебя ведь португальский и английский, да еще испанский! Давай в Анголу, на ту же самую должность, офицером по связи и взаимодействию, поезжай туда и представляй нашу Родину! Так я поехал в Анголу еще раз. В январе 1997 года мы выехали, и в январе 1998-го я вернулся. Еще, так сказать, два срока, дважды по шесть месяцев. 6 месяцев – это был срок для воинского контингента.
Если в целом говорить о войсках ООН, о той системе, которая существовала и поныне существует, то миротворческие силы – воинские контингента ООН – делятся на две части. Первая – Peace-making forces, которые буквально принуждают к миру противоборствующие стороны. Вторая – Peace-keeping forces, которые вводятся в ту или иную страну для поддержания мира, разъединения противоборствующих сторон. Я проходил службу именно в Peace-keeping forces. Это были миротворческие силы, направленные в Анголу для поддержания мира и разъединения противоборствующих сторон – правительственных войск Анголы ФАЛЛА и вооруженной оппозиции УНИТА. Как раз тогда, в конце 1990-х годов, осуществлялась очередная попытка их примирения. Я проходил службу в миротворческих войсках в течение 1996-1998 годов, с промежутком в полгода. Называлась эта миссия UNAVEM – United Nations Angola Verification Mission, и это была уже UNAVEM III. до этого предпринимались миссии UNAVEM и UNAVEM П. Потом наша миссия была переименована в MONUA – это уже по-португальски (Missäo de Observagäo das Nagöes Unidas em Angola).
Российский воинский контингент в составе миротворческих сил ООН представлял собой российский вертолетный отряд, который назывался по-английски Russian Air Support Unit (проходил по российским документам как «Российская авиационная группа»). В общей сложности там служили 160 человек – на семи вертолетах. Все были офицеры, младшие офицеры и прапорщики, солдат не было. Даже курсанты-переводчики, которые там служили, мои ученики, были сразу «произведены» в лейтенанты (им велели пришить лейтенантские погоны), что им по службе очень помогало. Офицер – особенно для азиатов и африканцев – это бог! А курсант – это и есть курсант, кто угодно, солдат, сержант, только не офицер. И слушать его никто не будет.
Кроме вертолетного отряда там находились российские военные наблюдатели и несколько российских штабных офицеров.
Вообще военная структура ООН подразделяется на несколько так называемых подструктур:
1) штаб – штабные офицеры (UN staff officers), которые работают непосредственно в штабе миссии или в штабах округов;
2) военные наблюдатели – UN military observers, которые приезжают из разных стран, например, конкретно в нашей миссии были представители 35 стран, не только военные, но и гражданские;
3) непосредственно воинский контингент (UN military contingent) – те, кто приезжает с оружием, на своей технике, то есть именно войска ООН.
Правда, у нас оружие как таковое было только в штабе. Так что мы – группа офицеров по связи и взаимодействию (в Луанде) – и наш вертолетный отряд – были практически безоружны.
Майор И. А. Ждаркин. Провинция Уиже, 1997 год
Работа военных наблюдателей заключается в том, что они находятся на так называемых «тим-сайтах» (team site) – наблюдательных постах, расположенных в большинстве своем не на правительственных, а на контролируемых повстанцами УНИТА территориях. И единственная их защита – это эмблема ООН. Оружия у них, если это Peace-keeping forces, нет никакого.
Если говорить откровенно, то этот наблюдательный пост могут в любой момент захватить, наблюдателей избить, отобрать машину в лучшем случае, разгромить их пункт, и в худшем случае – просто убить. И потом – заявляй, не заявляй протесты, только человека уже нет, и его с того света не вернешь. А