Мы обратно летели вместе с Сашей Поливиным, переводчиком. Пацан бесподобный! Мы летели на Боинге, кажется, в Менонге. Нашего самолета не было, а сели филиппинцы на аэродроме, которые там возили топливо. Мы к ним пришли, мешок цитрусовых бросили, так и так, подвезите. Они нам – ради Бога, залезайте. Так мы долетели с ними. Я тогда первый раз увидел в самолете цветной дисплей, увидел на нем, где мы поднялись, где грозы, как все это разрисовано, красиво, конечно.
В Менонге я встал на довольствие: забрали еще некоторую сумму из оклада за еду. А когда туда пришел самолет, я безо всяких проблем улетел, мне еще те, кто оставался, подарочков для своих набросали.
Прилетели в Москву – снова никаких проблем не было. Разгрузили вещи, все нормально. Меня встретила жена, дети в Минске оставались – у нас двое детей. У знакомых мы переночевали. Потом, на следующий день, я пошел в «десятку» – штаб, который курировал все заграничные командировки, около метро «Кропоткинская», я даже помню визуально, где это. Заплатил там партийные взносы – последние свои взносы, кстати. Нам выдали назад наши документы, удостоверения личности, партийные билеты. И все, и я поехал в Минск.
Проблемы начались, когда я уже приехал сюда. Потому что звание подполковника я в Анголе получил, а вот должности здесь для меня не было. Предложили ехать на Украину, на майорскую должность. Я отказался – зачем мне туда ехать, если я служил тут всю жизнь? У меня здесь квартира, машина, жена устроена, дети в школу ходят. Да и правильно сделал, потому что не знаю, что бы было потом, если бы я тогда сдал квартиру.
Месяца три или четыре я был за штатом, бросали с одной должности на другую. А потом предложили: пиши рапорт на увольнение, если не хочешь никуда переводиться. Я отказался: если хотите, пишите под сокращение, а рапорт на увольнение я писать не буду. Пустили дело по сокращению, и я был уволен. До пенсии оставался буквально год – двадцать четыре у меня было выслуги. Могли и за штатом продержать. Но я на них не в обиде абсолютно: такое было страшное время, что все рушилось и пропадало, не только должности. Так окончилась моя военная служба.
– В каком году Вы уволились из Вооруженных Сил?
– В девяносто первом. А когда встал вопрос об исполнении мной интернационального долга в Анголе, я посылал запросы, через военкомат, прочее, писал письма напрямую, только ответ был один: тебя там не было. Эти ответы у меня до сих пор где-то есть. То есть, воином-интернационалистом я не являюсь. У кого были справки из Анголы, тот оформил документы. У меня такой справки не было. А мне писали: да, Вы были откомандированы в Москву, в распоряжение «десятки», а дальше следов нет, и где вы были два года – не известно.
– Имеете ли награды за службу в Анголе?
– Медаль «За боевые заслуги». Получил под конец командировки. Мы на юг под Лубанго ехали и сбили самолет-разведчик. Местные боялись по нему стрелять, пришлось гаркнуть на них, принять решение, взять чужие черные пальцы в свои руки и нажать ими на кнопки. Мы там были в командировке, пару дней там находились, в этом месте, в бригаде. Начальник потом говорил: мы тебя на орден Красной Звезды представили, пустили заявку. Ну, «звезда» кому-то другому досталась. Я на это тоже не в обиде, кто как мог, тот так и выкручивался.
У меня есть знакомый, Виктор Григорьев, замечательный мужик, в Минске живет. Он работал там, в Анголе, немного по другой линии. А с Вадимом Сагачко мы вместе в Куито служили, артиллеристом, кажется, он был.
– Расскажите немного, как сложился Ваш последующий жизненный путь?
– После увольнения из ВС я пошел работать, можно сказать даже, что по специальности: инженер-радиотехник, инженер по эксплуатации радиолокационных станций – локаторщик, если проще. Работал в институте консультантом. Потом пошел работать в одну фирму, где дозиметры паяли, тогда это было модно, пару лет. Только зарплата там была никудышная, а пенсия в те годы была очень маленькая, это сейчас пенсия еще куда ни шло. Потом мне помогли устроиться в фирму англо-американскую, банковских аудиторов, и там я проработал долго, года три. Их таких в мире, кажется, шесть штук, независимых. Они здесь учили наши банки международным законам, чтобы наши банки могли выходить на международный рынок. Потом они свое дело тут сделали и свернули. После этого я устроился работать в «Оптрон» охранником. А потом что-то мы с женой решили немножко побаловаться и уехали в Италию.
Сперва мы поехали туда просто отдохнуть, а в итоге – остались на три года. Мы устроились там на работу. Сначала я работал там «жарденьером», то есть садовником. Потом ремонтником, ремонтировал здания, квартиры. И еще работал в автомагазине: занимался предпродажной подготовкой машин. Получилось, что мы пробыли там три года, три месяца и три недели, помню, что три тройки у нас получилось. Потом нам там надоело, приехали назад в Минск. Подзаработали там, конечно, квартиру отделали, машину хорошую купили, детям помогли. Там, если работаешь, можно заработать. Но я рад, что мы приехали назад, потому что если бы мы там еще задержались, то я бы, наверное, и остался бы. Потому что там можно жить.
– Вы там изучили итальянский язык?
– Да, конечно.
– А в Анголе изучали португальский?
– Изучали, но очень слабо. Португальский и итальянский, кстати, похожи, это же все одна группа романская. Мне в Анголе португальский не сильно был и нужен, я мало общался с ними, а с кем общался, многие и русский понимали. В Италии же надо было работать, разговаривать.
Сейчас я вернулся снова на «Оптрон», и опять работаю там охранником. Уже шестой десяток лет мне, ничего удивительного. То есть практически интеллектуального труда после увольнения из армии у меня уже не было. Только физический, без мысли.
Дети устроились, слава богу, нормально, есть уже внуки. Жена работает в медицине до сих пор.
«…Спустя одиннадцать лет он меня вспомнил!»
Игорь Анатольевич Ждаркин, подполковник запаса, служил в Анголе в 1986-1988 и 1996-1998 годах в качестве военного переводчика [257]
Я исполнял свои прямые обязанности как переводчик. Меня туда и привлекли, потому что у меня был опыт такого рода работы. Во-первых, в 1986–1988 годах я уже служил в