Лезвие пронзило ей легкое. Когда она пытается заговорить, не раздается ни звука, только тихий свист ветра, далекий, почти насмешливый. Она все равно шевелит губами, беззвучно проклиная Эрин, вероломную подругу, тварь, которая забрала все. Она проклинает Роджера и Доджер. Кем бы они ни были, что бы они ни знали или не знали о себе, это их вина. Пусть их настигнет кара. Затем она падает.
Последняя мысль Смиты – о матери, которая так гордилась тем, что ее дочка поступила в аспирантуру, что стала ученой, что спасает жизни. «Моя Смита будет спасать жизни», – так она всегда говорила, выпячивая грудь и улыбаясь, и Смита больше никогда не увидит, как мама улыбается; Смита больше никогда не увидит, как мама делает что угодно. Со Смитой покончено. Смиты больше нет.
Ее глаза закрываются по собственной воле, кровь растекается по полу, и ее роль в этой истории заканчивается.
Эрин ждет, пока Смита перестанет дышать, потом вздыхает, выпрямляется и берет Руку славы. Такие задания – самые худшие. Ей бы сидеть дома, смотреть телевизор и игнорировать домашку, за которую она все равно не получит оценки. (Она студентка богословского факультета, потому что на факультете богословия есть люди, преданные делу, люди, которые боятся Рида так же сильно, как боготворят его. Она может прийти на занятия голой и петь песни группы Queen, и они используют ее как пример современного дионисийского поведения. Ее предполагаемая карьера аспирантки – лишь прикрытие для жизни, которую ей не разрешают вести открыто.) Вместо этого она здесь, в этом стерильном, ярко освещенном месте, смотрит, как по кафельному полу, словно благословение, растекается кровь женщины – кровь ее подруги.
– Мне правда очень жаль, – говорит она.
Смита не отвечает.
Компьютер, на котором хранятся результаты тестов (имен там нет, но цифровые коды достаточно легко расшифровать, если знать, что искать, а Эрин знает, что ищет), разблокирован и с механической радостью предоставляет ей запрашиваемые данные, ничего не скрывая. Компьютеры любят порядок. Они хотят ей угодить. Эрин просматривает электронную почту Смиты, чтобы проверить, не солгала ли она. Это кажется маловероятным; страх и надежда не любят друг друга, и, когда они встречаются, такие легкомысленные вещи, как ложь, обычно исчезают. Тем не менее она была создана для усердия, так что усердной и будет.
Рука еще горит. Никто не тревожит Эрин, пока она рассматривает осколки жизни мертвой девушки, и когда она заканчивает, то чувствует, что может с уверенностью сказать, что Смита держала тайну антигенов в крови Роджера и Доджер при себе: это была игрушка, которой она не была готова делиться. С тестами помогали другие студенты, и в ближайшие несколько недель с ними тоже что-нибудь случится: откажут тормоза, замкнет неисправную электропроводку в комнатах общежития – все, что потребуется для выполнения задачи, – но они не в приоритете. У них недостаточно информации, чтобы нанести хоть какой-то ущерб.
Шрамы вокруг этого момента менее глубокие, чем были до смерти Смиты. Скорее всего, здесь она требовала перезагрузки больше одного раза, но не сильно больше: два, может быть, три. Альтернативы мерцают, будто огоньки от свечки. Но они не привели к хорошей концовке, иначе она бы не была сейчас здесь. В этом и заключается проблема игры в «Выбери себе приключение» с реальностью: когда они возвращаются к началу книги, никто из них не помнит, что они уже прочитали. Роджер и Доджер еще не знают, кем она является для них, а они для нее. Они даже не знают, кто такой Даррен.
Ее пальцы спотыкаются на клавиатуре, буквы вдруг расплываются. Она смаргивает слезы, пытаясь сохранить самообладание. Ей не следует о нем думать. Все просто. Даррен остался в прошлом, и, пока они не найдут четкий путь через этот лабиринт, они не смогут за ним вернуться. Каждый пересмотр исправляет какую-то предыдущую ошибку, как когда Доджер отматывает назад свои вычисления, чтобы исправить неверные числа, но исправление предыдущих ошибок создает возможности для новых.
Все было бы намного проще, если бы эта парочка смогла достичь точки полного проявления и способности помнить. Эрин отстраняется от компьютера. Удаление данных оставит дыру. Все, что уничтожается, оставляет дыру. Единственный способ это обойти – создать что-то взамен.
Дождь снаружи прекратился. Рука славы помогает ей завершить последние кровавые дела и выводит из здания, обратно в мир. Рука славы не дает никому заметить, как Эрин зажигает спичку. Огонь не спешит разгораться, сопротивляясь насквозь промокшему дереву и обработанному непогодой камню, но из этой ситуации есть выход. Если захотеть достаточно сильно, выход есть всегда, поэтому в конце концов пламя вздымается вверх, словно феникс.
Рука славы скрывает ее, когда она стоит на безопасном расстоянии и наблюдает, как горит здание. Студенты-химики не успевают выбраться. Она сожалеет об этом.
К тому времени, когда появляется кампусная охрана и раздаются сирены пожарных машин, спасать уже нечего.
Вина
Лента времени: 06:02 PST, 9 декабря 2008 года (следующий день)
Кто-то барабанит в дверь, вырывая Роджера из крепкого сна. Ему снилось, что он сидит с родителями за кухонным столом и пытается объяснить им, что у него есть сестра и что, хотя ей необязательно быть частью их семьи, она всегда была частью его семьи. И вообще, всю ночь во снах его преследовала Доджер, звала его, пыталась привлечь его внимание, но у него каждый раз находилось что-то более важное.
Стук в дверь не прекращается. Роджер скатывается с кровати, протирает глаза и кричит:
– Да хватит уже!
Но стук не прекращается. Если на то пошло, в дверь забарабанили с удвоенной силой, как будто кто-то, кому он нужен, воодушевился доказательством того, что он дома.
– Я сейчас кого-нибудь убью, на хрен, – ласково произносит он, подбирая с пола брошенные накануне джинсы. Он не утруждает себя поисками рубашки. Кто бы это