— Так вы… дочь леди Лилии Вейрской! — располагающе улыбнулась она.
Девочка сразу распахнула дверь, пропуская меня внутрь. До этого я была уверена, что меня оставят за воротами, вежливо, но бескомпромиссно. А тут — словно всё изменилось в один миг.
— Проходите, леди. Директриса вас примет. Для дочери леди Лилии всегда найдётся время, — подмигнула она, и пошла вприпрыжку вперёд, постоянно оборачиваясь на меня.
Я шла за ней, изумлённая. Маму здесь… помнили.
Мы поднялись по каменному крыльцу и попали в просторный холл. Снаружи приют казался мрачным, но внутри… тут было светло и неожиданно уютно. Стены окрашены в зелёный, по углам — кадушки с деревьями и цветами. В стороне стояли простые, но крепкие диваны, обтянутые тёмно-зелёной тканью. Много детей разного возраста бегали по холлу, мальчики и девочки, все в одинаковой форме. И всё это выглядело совсем не так уныло, как снаружи.
Мы прошли дальше, по длинному коридору, свернули к лестнице и стали подниматься наверх. На стенах висели картины с изображением учёных и выдающихся людей империи.
Я крепко сжимала в руках свою сумочку, чувствуя, как меня всё сильнее давит мысль: «Я здесь чужая».
Перед дверью в кабинет девочка постучала, и после разрешения нырнула внутрь. Я услышала её слова: «Пришла дочь леди Лилии». И сердце у меня ёкнуло.
Я разволновалась.
Дверь распахнулась, и меня пригласили войти.
Директриса оказалась пожилой женщиной. На ней был тёмно-синий пиджак, длинная юбка. Она встала навстречу, протянула руку, потом другую — и сжала мои ладони обеими своими руками. Её взгляд был внимательным, чуть пронизывающим, но в нём было и тепло. Морщинки у глаз собрались, когда она улыбнулась.
— Какая же большая дочь у Лилии выросла, — сказала она. — Приятно видеть тебя. Я мисс Гарсия.
— Я Алекса, — немного несмело проговорила. — Добрый день.
— Мне Сандра сказала, что ты хотела узнать о своей матери, — продолжила директриса.
— Да, — торопливо кивнула я. — Я хочу узнать всё. Как она сюда попала… кто ее родители… можно ли это?
Женщина посмотрела на меня пристально.
— А почему ты не спросишь об этом у самой матери?
Я замялась. Прикусила щеку. И не знала, что ответить.
Только сейчас поняла, насколько всё это странно выглядело: я примчалась сюда, желая узнать о корнях матери, а ведь эти сведения вовсе могли оказаться закрытыми.
— К сожалению, архивариуса сейчас всё равно нет на месте, — мягко произнесла директриса. — Но если ты захочешь, можешь прийти в другой день.
Я облегчённо выдохнула. Значит, она не отказала мне совсем.
Просто… потом.
Да и признаться, стоило мне войти в сиротский приют, как всё сильнее хотелось его поскорее покинуть.
Только собралась распрощаться, как она добавила:
— Не хочешь ли пройтись по коридорам, где жила и ходила твоя мать?
Отказываться было бы неприлично. Я кивнула.
И началась самая настоящая экскурсия. По пути я узнала, что мама оказывается — постоянный меценат этого приюта. И отец тоже. Оказывается, они оба жертвовали сюда деньги на одежду и еду для детей. Мама лично привозила новогодние подарки. Отец раз в год обязательно приезжал, несмотря на все дела.
Я была поражена. Даже не знала об этом. Хотя… кажется, мама что-то упоминала. Я припоминала, как они с отцом обсуждали какие-то покупки, посылки. Но мне было тогда неинтересно, я пропустила мимо ушей. А вот оно что…
Мы шли мимо столовой, и директриса предложила мне чаю.
В просторном помещении стояли дубовые столы и такие же добротные лавки. Еда у детей была простая, но сытная. Нам подали чай и яблочный пирог. Я чувствовала себя неловко. Все косились на меня — я же была словно яркое пятно на их сером фоне. Щёки загорелись.
Директриса куда-то отошла. Я осталась одна. За соседним столиком преподавательница в такой же серой форме что-то тихо обсуждала с девочкой. А я смотрела на всё вокруг и никак не могла отделаться от странного чувства.
Здесь жили дети, у которых не было родителей. У кого-то умерли. У кого-то пили. Кого-то просто сдали в приют. Судьбы одна страшнее другой.
А что, если бы я росла здесь? Ходила в этой серой форме. Спала в общей спальне на десять девочек. С общей ванной. С этим простым, нехитрым, но сытным ужином. Я сжалась. Ком подступил к горлу.
Я дотронулась до чашки с травяным чаем, но не смогла её поднять. Даже взгляда от чашки оторвать не могла — боялась, что, если посмотрю по сторонам, то просто не выдержу и сбегу отсюда.
Бабушка всегда говорила: моя мать не такая, кровью не вышла, ничего не понимает в жизни, слабая женщина, которая удачно вышла замуж и все.
Но сейчас я чувствовала себя слабачкой, недалекой и глупой. А слова бабушки теперь показались мне не справедливыми!
Моя мать выжила здесь, смогла поступить в Академию. У неё не было учителей, кроме тех, что были в приюте. Но она старалась, рвалась вперёд.
А бабушка всё равно твердит, что мама «не такая».
Да она самая безупречная из всех леди!
И так ли важна кровь, а не сам человек?
Я бы в приюте не смогла. Ни дня бы не протянула. А если представить, что у меня нет ни мамы, ни папы, ни бабушки, ни дедушки, ни денег, ни положения, что я одна в этом огромном мире… у меня в глазах защипало.
Ком подступил к горлу, я сжала чашку так сильно, что едва не отломала ручку. И вдруг почувствовала на плече чью-то руку.
Я подняла глаза. Рядом стояла мисс Гарсия. Тёплая, морщинистая ладонь будто обожгла меня своей заботой.
Я посмотрела на неё, и мне показалось, что она всё понимает. Всё, что творится у меня внутри.
Мне стало стыдно. Стыдно за то, как я вела себя с матерью. За то, как говорила ей: «зачем ты меня учишь убирать, мыть полы?»
А ведь она сама когда-то мыла эти полы. И никому не жаловалась.
Я такая дура! Прав Мирей! Я резко поднялась.
— Можно я пойду? — выдохнула и даже не дождалась ответа.
Я перепрыгнула через скамейку, забыв, что на мне дорогое платье, и леди не должны так двигаться. И побежала.
Я задыхалась. Мне казалось, что стены давят, воздух в горле становится вязким.