— Это правда?
— Да. Я имел с Элоизой очень неприятный разговор. Но с Нариманом мы братья по отцу.
Потом я вкратце рассказал сыну всё то, что поведал Нариману. Мирей молча слушал, хмурился. Глядя на него, я видел самого себя двадцать лет назад.
— У меня просто нет слов. Откуда столько ненависти, пап? Откуда она? Даже если я ей не родной, зачем было организовывать нападение на меня и друга? — непонимающе спрашивал сын. — Ведь есть же люди! Пусть не родные по крови, но любящие приемных детей!
— Видимо, у Элоизы были и другие причины. Я о них узнаю, даю слово.
— Ты сказал, что дедушка написал завещание, где наследником назначил только тебя. Поэтому они и подсовывали тебе ребёнка Марии, чтобы тот унаследовал всё имущество рода Вейрских. А значит… нас тогда нужно было пустить в расход. Меня. Алексу. И тебя. И маму. Ненавижу их.
— Сын, — твёрдо сказал я, — они все понесут наказание.
— А что будет с Нариманом?
— Нариман — член нашей семьи. Мы не бросим его. Он будет жить с нами. Он обещал мне изменить своё отношение к жизни. Я дам ему шанс. Если нужно будет — помогу.
В этот момент мы услышали шум и обернулись. В дверях стоял Нариман — не балагур, не повеса, а другой человек.
— Спасибо, что вы есть у меня, — сказал он тихо.
Я кивнул ему головой и снова повернулся к сыну:
— Раз ты узнал о разводе, значит, Алекса была у Лили?
— Да. Она была. Они поговорили. Выяснили отношения. У них всё хорошо. Алекса попросила прощения за своё поведение.
— Это хорошо, — выдохнул я, чувствуя, как напряжение отпускает. — Это хорошо, что она вовремя всё осознала. Никто не безгрешен. Все мы совершаем ошибки. Но не всем дано понять их… и тем более исправить.
Глава 52
Весь этот день был сосредоточен на одном — я собирал улики, обрывки сведений, тянул за нити, что могли вывести меня на истину.
Следили за Марией.
К вечеру на столе у меня уже лежала перехваченная корреспонденция.
Когда я читал письма, сердце сжималось. Мои опасения подтвердились. Там ясно прослеживалась третья сторона, тот самый человек, кто был в сговоре с матерью. И это как я и предполагал изначально был лорд Ричард Брей.
Тот самый, которого видела моя Ли.
Старый чёрт так и не простил мне Прийский рудник. Хотя и прощать там было нечего — именно мои геологи первыми обнаружили его. Но он пытался доказать обратное, прибегая к помощи подкупленных чиновников и украденных у моей команды данных.
Только вот одно оставалось неясным: что связывало его с матерью?
Любовники они всё же?
Или есть ещё что-то?
Я узнаю. Обязательно узнаю.
Параллельно приходили донесения о Лилии. Мне докладывали, что ректор назначил испытание — через два дня. Повышение её квалификации. Значит, Лилия готовилась к новому этапу.
Я заранее освободил себе время. Хотел быть рядом. Смотреть, как она пользуется магией, оказалось завораживающе, и, будь моя воля, я бы мог смотреть на это вечно.
Дракон довольно рыкнул внутри меня. Ему тоже нравилось наблюдать за её талантом — чистым, естественным, сияющим.
Известия приходили и о детях. Мне доложили, что Алекса отправилась в приют. Я не препятствовал её решению. Мои люди просто присматривали за дочерью издалека, чтобы ничего дурного с ней не случилось.
Так проходил день.
А когда сумерки опустились на столицу, я собрал всё, что удалось добыть, все эти бумаги, письма, донесения, отчеты с моих шахт и мануфактур и отправился туда, где надеялся найти помощь.
К своему академическому другу.
Его звали Таэрон Дельвар.
Мой старый друг по Академии, человек твёрдый и несгибаемый. Теперь — глава Тайной канцелярии.
Особняк Таэрона, в отличие от многих пышных домов столицы, был строгим и лаконичным. Высокие серые стены, прямые линии фасада, никаких излишеств. Дом производил впечатление крепости.
Дворецкий открыл дверь почти мгновенно, стоило мне постучать, и, узнав меня, сразу пропустил внутрь. Без лишних вопросов он отвёл меня в кабинет.
Таэрон сидел за массивным столом, заваленным аккуратными папками. На нём была форма, идеально выглаженная, с безупречно застёгнутым воротом и начищенными до блеска пуговицами.
Его внешний вид говорил сам за себя: строгий, собранный, без намёка на расслабленность даже дома.
Увидев меня, он встал. Мы подошли друг к другу и по-мужски сдержанно обнялись.
— Рад тебя видеть в неформальной обстановке, Аларик, — сказал Таэрон с лёгкой усмешкой. Потом его взгляд скользнул вниз, к большой кожаной папке, которую я держал в руках. — Но, почему-то мне кажется, что пришёл ты не просто так. И получу я сейчас серьёзное дело.
— К сожалению, да, — ответил я глухо. — Никому другому я больше не могу обратиться с этой ситуацией.
— Тогда садись, — кивнул Таэрон.
Мы расселись напротив друг друга. Он налил нам грога. Я взял бокал, сделал глоток и, наконец, заговорил.
Я рассказал ему всё…
Сначала — о матери. О Марии. О лорде Ричарде Брейе. Об их сговоре. И о том, что на протяжении долгого времени на меня совершались покушения. Теперь я был в этом уверен. Даже маг-щитовик, поставивший мне защиту руднике, вызывал вопросы. Ведь в последний раз едва не погибли мои работники.
Потом я вспомнил о последнем покушении, когда я потерял нюх, хотя комиссия снова сделала отчет о том, что это все несчастный случай на производстве. Сделал вывод, что все началось с прийского рудника. И о том, как больно было узнать, что женщина, которую я называл матерью, мне вовсе не мать. Рассказал и о нападении на Лилию, на сына и его друга.
Я выложил всё.
Доказательства были не на всё, но картина, что складывалась, выглядела пугающе цельной.
Друг молчал. Хмурился, листал мою кожаную папку, где лежали собранные сведения, перехваченные письма Ричарда к матери. Я говорил дальше.
О том, что, скорее всего, меня отравили. Именно поэтому я почти не помню ту ночь, что провёл вместе с Марией. Но о том, что есть подобное средство так и не нашел упоминаний.
О подделке родового артефакта — а ведь за это по закону предусмотрено наказание, и имперский артефактор способен подтвердить мои слова.
Я сказал и ещё кое-что. В связи со всеми этими подлогами и грязными делами моей семьи я думаю, что моего отца могли убить.