«Может, нам стоит уйти?»
Я осторожно нащупал разрез в подкладке тулупа, проверив тайник. Монеты лежали в кошеле, бережно обернутые в войлок, чтобы заглушить звон. С каждым годом добывать их становилось труднее. Люди переставали верить в старых богов и их защиту, из-за чего таким, как я, приходилось уходить все дальше и дальше на Север.
За этими размышлениями вечер пролетел незаметно. Когда я уже собирался лечь спать, в дверь тихо постучали.
Селио поднял голову со скрещенных лап и рыкнул. Внутрь комнаты осторожно вошел мужчина. Он был абсолютно седым, с выцветшими радужками глаз, похожими на ледяную корку. Гость покосился на волка, но не испугавшись, а будто бы отстраненно удивился присутствию в жилище лесного зверя.
Я молчал, ожидая, когда гость сам заговорит. Но незнакомец просто стоял, медленно моргая, пока Селио не решился рявкнуть. Тогда мужчина снял с шеи предмет, висевший на кожаном ремешке, и положил на стол передо мной.
Массивный золотой перстень. Судя по размеру ободка, украшение было женским. Такое просто не смогло бы налезть на широкий мужской палец. Оправу в виде лица, раскрывшего рот в немом крике, украшал крупный рубин, яркий, как капля крови. Блики от пламени свечи жадно скользили по изгибам перстня, но, попав в глубину драгоценного камня, сразу гасли.
Похоже, это сокровище долгие годы носили под одеждой, не снимая. Кожаный ремешок засалился и пропах потом.
– Мой дед нашел его, когда странствовал по землям Славии. Это было у порогов Ке́йбы. Возьмите.
– Зачем? – спросил я осторожно. Происходящее мне сильно не нравилось.
– Он дорогой, очень.
– Это я вижу. Чего хотите взамен? Чтобы я нашел убийцу ваших кошек?
– Верните мою дочь. Ее схватило лихо. Она ушла вниз по реке и вернулась вместе с кем‐то другим внутри… Эта сущность не дает ей жизни! Вы же укротили волка, значит, и это сможете!
«Ясно. Все еще хуже, чем казалось».
– Понимаю ваше горе. – Я старался не думать о цене подношения и даже не смотреть на него. – Но здесь я бессилен. Эфемерные сущности не способны поселиться в теле человека. Вы с вашим ребенком стали жертвами иного недуга. Идите спать, а утром я…
Внезапно ночь пронзил крик, полный нечеловеческой ярости. Я вздрогнул, Селио вжался в угол, а наш гость безжизненно улыбнулся.
– Если бы я мог, колдун. Если бы мы все могли.
Глава вторая
Порой злато просит больше, чем ты можешь ему дать.
Меня разбудило чавканье.
На кривой скамье у окна сидел голый человечек с очень волосатой спиной и карими глазами Селио. Он хрустел сухарями, отгрызал куски от сочного шмата мяса и запивал все это парным молоком прямо из кувшина. Заметив, что я проснулся, человечек попытался скорее закончить трапезу. Испачкав пальцы в мясном соке, затолкал в глотку последний кусок и сыто рыгнул.
– Перестань, – поморщился я. – Из-за таких вот способностей нечисти люди и начинают верить в чары, проклятия и прочую ерунду.
– Так гораздо удобнее. Ты хоть раз пробовал жевать еду с пола? – Волк неохотно проглотил последнюю луковку и стряхнул личину, как собаки стряхивают воду с шерсти. – Твоя затея едва не испортила мне аппетит.
– Ну-ну, я вижу.
– Не смешно. Ты хоть знаешь, как тонко чувствуем мы, перевертыши? Тот крик не живому существу принадлежал. Я глаз не сомкнул. Клянусь, здесь творится какая‐то бесовщина.
– Ты слишком впечатлительный, мой друг, но тут я с тобой согласен. Ничего хорошего не выйдет. Побудем здесь день-другой, затем вернемся в Белый город, подальше от необразованных деревенщин.
Я невольно покосился на перстень. Он остался лежать на прежнем месте, ослепительно дорогой в сравнении с потрепанным ремешком и скромным убранством комнаты. На деньги, вырученные от продажи украшения, мы могли бы безбедно жить несколько лет.
– Ванька! Ты не слушаешь!
Жесткая пасть вцепилась в воротник, сдернула с кушетки и вжала в холодный пол. Волк мотнул лобастой головой несколько раз, собрав мною пыль. Пожелай он моей смерти, она бы мгновенно пришла. Но Селио потрепал аккуратно и только обслюнявил кожу.
– Надо уходить. Я тебя очень прошу, – с нажимом сказал он, разжав челюсти и заглянув мне прямо в глаза. – Тут все неправильно. Мне… страшно.
«А вот это что‐то новенькое».
Однажды мы нарвались на последователей Холодной мамы, которые молятся о нескончаемой зиме. Но даже эти кровожадные безумцы, что пытались снять с нас кожу во имя вечной зимы, не смогли запугать гордого оборотня-перевертыша.
– Что случилось? Только не говори про чутье. Мы облазили половину деревень вокруг барьера берегинь. Нигде и намека на волшбу не было!
– Разве жители Фензино кажутся трусливыми? Их, по-твоему, легко напугать? – рассердился волк. – Они живут на границе с Кумельганскими лесами! Здесь не ходят дозоры богатырей или княжеские сотни!
– И? Чудовища их не пугают, а вот люди… Люди намного страшнее.
– Не способен человек сотворить такое в родном доме.
Я поморщился, внезапно вспомнив последние дни отца. На душе стало гадко.
«Не надо было тебе ничего рассказывать», – прозвучал в голове его пустой, хриплый от болезни голос.
«Вот уж неправда. Способен, еще как способен».
Подойдя к окну, я поднял перстень на уровень глаз. Свет отразился в роскошном рубине, вплавленном в медовое золото. Сотни золотых, тысячи… Обернулся к волку. Сердце сжало от дурного предчувствия, которое я не без труда подавил. Мы не тру́сы. Решение уже принято.
– Мы не станем им ничего обещать. Но раз плата получена, давай хотя бы глянем на эту злобную сущность?

Девочку звали Беля́ной. В следующем месяце ей должно было исполниться десять лет. Она ушла собирать зимнюю малину и не вернулась к обещанному времени. День родители бродили по округе, два. Пока на третий не нашли всю ее одежду, аккуратно сложенную в кустах у ручья, кроме нижней рубашки. Выходило, что Беляна ушла в лес почти нагая. И это в лютый мороз!
Вернулась она в три часа ночи. Коровье время, как говорили староверы, в него угодно творить злые дела.
Девочка была в ужасном состоянии: кожа казалась мертвенно-белой, десны опухли от того, что дитя пыталось грызть кору деревьев. Никто не обратил внимания на странную молчаливость и спокойствие беглянки. Не до того всем было. Отец с матерью готовились после кошачьих голов найти во дворе и ее белокурую головку, однако ж пронесло.