Стоило лишь закрыть глаза, мертвецы начинали говорить. Я слушал их, не имея сил противиться хору полных ненависти голосов, и знал: они были правы. Меня не стоило прощать.
С тех пор как я покинул Фензино, прошло около пяти дней. Где довелось бродить все это время, знают только боги. Но выйти к людям я все же сумел.
Легкий обоз подобрал меня подле Добронского тракта. Пока ехали к Солнечной долине, старый извозчик то и дело обеспокоенно поглядывал в мою сторону. Из-за скорой езды сани тряслись: путники торопились попасть под защиту берегинь до заката. Меня мотало из стороны в сторону так сильно, что, попадись на пути кочка или крупный камень, я бы точно вывалился.
Наверное, старика беспокоила столь вялая реакция на спасение. С того момента, как он остановился и раскопал меня в сугробе, я не промолвил ни слова. Накатило притупленное чувство безысходности. Когда в рот ткнулась фляга с горячительным напитком, я машинально мотнул подбородком.
«Ненавижу хмельное!»
Мой спаситель, поручив управление сыну, не оставил попыток меня отогреть. Сверху была накинута еще пара шкур, из укромного местечка выужена котомка с едой.
Отчего‐то запах хлеба вызвал в потухшем сознании сильнейшее отторжение.
Спазм – первый за несколько суток – сжал желудок, вывернув нутро наизнанку. Я резко откинул теплые накидки и перегнулся через край саней. Вырвало чем‐то черным и едким.
– Что ж с тобой случилось‐то, сынок? – опасливо спросил старик, похлопав меня по спине. От мысли, что надо возвратиться воспоминаниями в Фензино, чуть не стошнило опять.
«Не хочу, не стану об этом думать, не заставляйте!»
– Зачем? – прохрипел я, попытавшись сфокусировать взгляд. Старик подставил другое ухо, предусмотрительно отогнув его узловатым пальцем.
– Ась?
– Зачем вы спасли меня? Для чего?
– Да кто ж такие вопросы задает, милок? Что ж мне, надо было оставить тебя подыхать? Ты поешь, поешь, а то больно на мертвяка похож. Прям лица нет, одно полотно белое! Долго бродил‐то?
– Лучше бы и впрямь сдох.
Продолжало укачивать. Впадать в сон было не лучшей идеей, поэтому стоило крепиться.
«По крайней мере, пока не приблизимся к каменным истуканам», – подумал я.
Старый возница жестом подсказал сыну направление и вновь принялся за старое. От медвежьей шкуры пахло пылью и пряностями. Я откинулся назад, натянув ее до подбородка здоровой рукой, раздутую же сунул под одежду, чтоб не искушать спутников.
– Заблудился, да? – повторил вопрос старик. – Неудивительно! Вон какая чертовщина нынче творится, подумать страшно! Люди пропадают, лесной народец бунтует, пытается побольше земель отхватить. А князьям‐то, похоже, все до одного места. Того самого, которым они трон подпирают. Тьфу!
Он неловко выудил из-под нижней рубашки веревочку, на которой болтался знак Един-бога. Такой металлический треугольник с поперечной черточкой. Их выдавали всем, кто соглашался принять новую веру, как символ измененного человека. Мужик быстро поцеловал треугольник и вернул обратно под одежду. В тот момент, несмотря на плачевное состояние, захотелось рассмеяться.
– Скажи-ка, отец, а ты бесов видел?
Не знаю, что я ожидал услышать. Насмешку? Обезличенную проповедь религиозного слуги? Или, может, правду, которая по какой‐то причине открылась мне позже остальных?
Но все оказалось куда проще. На меня посмотрели как на глубоко больного человека и ласково ответили:
– Глупости. Не существует их.
«Вот так вот».
Кем же тогда была та тварь, что вылупилась из человеческого тела, точно насекомое из наскучившего кокона? Моим личным кошмаром? Я медленно падал в пропасть усталости, где ожидало повторение выученного урока.
Ты спасешь нас? Ты обещал… Спаси… Я приду… Мы будем есть… Придем и будем есть… Нас много, здесь, во Тьме…
Жди. Я вернусь за тобой.
Эти слова отчетливее всего отпечатались на внутренней стороне век багрово-красными рунами.
Наконец мы прибыли к берегиням. Черные изваяния из неизвестной каменной породы можно было встретить вокруг стольного града и окрестных деревень. Девять матушек – так прозвали их в народе.
Берегини были воздвигнуты в стародавние времена с целью оградить властителей Славии от происков врагов, в том числе и от козней представителей злых рас.
Разумеется, статуи никого не останавливали. Но трепет внушить могли, особенно не искушенному зрелищами путнику. Берегини возвышались над лесами, холмами и селами и легко высматривались с любой стороны. Хотя знающие люди утверждали, что даже такие гиганты не могли сравниться по величию с основой мира – древом Карколистом, рядом с которым и горы казались неказистыми уродцами.
Мы остановились на точке пограничной службы, когда я заметил странное: от одной берегини до другой тянулась едва заметная полоса света – эдакое невесомое сияние, напоминавшее купол. Мы стояли у основания ближайшей статуи: ее скорбный лик был устремлен вверх, руки сложены на груди. А над нашими головами о купол света билось темное пятно.
Оно хлопало мощными крыльями, отлетало подальше и с силой врезалось в преграду, пытаясь пробиться внутрь. Снова и снова. Я ощутил очередной прилив тошноты и оглянулся на извозчика, который как ни в чем не бывало заболтался с воином из княжеской дружины.
Они обсуждали ситуацию на востоке, степняков и их вождя Рокана Волгача, совершавшего набеги на поселки у горной гряды Тутнь, и совершенно точно не видели, что творилось всего в сотне саженей над нами.
Я облизал пересохшие губы.
– Тебя нет, ты наважденье. Сгинь, уйди!
Гигантская птица или нечто, похожее на нее, внезапно остановилось. Я вжался в сани, кожей почувствовав ее ядовитый, злой взгляд.
Мгновение «птица» внимательно изучала землю. Затем с грацией раненого хищника она развернулась в воздухе и полетела на запад, трепеща обрывками муаровых крыл. В бреду показалось, что она поспешила доложить красной твари о том, что я выжил и собрался переходить под защиту берегинь. Но потом одержимость сменила направление, и стало ясно, что меня могли и вовсе не пропустить на ту сторону.
Когда наш обоз из трех саней пересекал границу сияния, сердце рвалось из груди. Лошади нетерпеливо всхрапывали. Возможно, они видели то же, что и я.
«Не хочу оставаться снаружи. Быстрее, ну же!»
Свет пронизал нас насквозь, словно облепил кожу мокрой тканью… и все.
Ничего не случилось. Как и раньше, когда мы с Селио свободно странствовали вокруг Белого города с целью наживы. Поняв это, я сполз на дно временного укрытия и впервые задумался, что делать дальше.
Я хотел жить. Очень.
Но для этого требовалось нечто большее, чем простое желание.
Меня высадили у окраины, сунув напоследок краюху ржаного. Вопреки названию, Солнечная долина мало чем отличалась от соседних земель. Но царская династия заложила основы своего правления именно здесь. И хотя