— Я не знал! — воскликнул Кролл.
— Не знал? Тварь! Третьего сентября того же года, в Буршайде, он убил двенадцатилетнюю Барбару Брудер. Девочку так и не нашли. Никогда не найдут. Он её несколько месяцев ел. Просто ел, как консервы, — я сделал паузу, потом продолжил. — После этого снова перерыв. Залёг на дно. А вот двадцать второго августа шестьдесят пятого, в Гросенбауме, он попытался зарезать в машине влюблённую пару. Германа Шмитца и Мариан Винн. Германа он зарезал. А девчонка подняла такой крик, что струсил, сбежал. Испугался, сука. И снова затишье. Целый год не убивал.
— Я не виноват! Это… Нет! Вы не понимаете! Это не я!
— Он затаился, но червяк внутри него ворочался и требовал смертей. Тринадцатого сентября шестьдесят шестого, в городском парке Марля, он изнасиловал и убил двадцатилетнюю Урсулу Роллинг. Её парень, Адольф Шикель, отошёл на двадцать минут — вернулся к мёртвой любимой. Его в этом и обвинили. Не выдержал — покончил с собой. Ещё одна жизнь на счётчике Кролла. А двадцать второго декабря того же года, в Вуппертале… он изнасиловал и утопил в сточной канаве пятилетнюю Илону Харке. Пять лет девочке было! Всего пять лет!
— Вы не понимаете… Она сама… — пробормотал Кролл. — Сама хотела…
— Потом снова пауза. Следующий раз он объявился только в шестьдесят девятом. Двенадцатого июля, Хюккесваген. Шестидесятиоднолетняя Мария Хетген. Её он изнасиловал и задушил. Двадцать первого мая этого года от его рук пострадала тринадцатилетняя Ютта Рахн. Та же история. А за это дело посадили другого человека — Петера Шея. Парень под давлением «следователей» и «горе-родственников» оговорил себя. Получил шесть лет тюрьмы. Ещё одна исковерканная жизнь. И вот «Фракция Красной Армии» передаёт в руки суда этого преступника, чтобы он понёс заслуженное наказание. Такие уроды не должны ходить среди мирных людей!
После этого я кивнул бледному Андреасу, чтобы тот прекратил съёмку. Он выключил камеру и остолбенело уставился на сидящего.
— Тварь! Какая же ты тварь! — взвизгнула Ульрика и бросилась к Кроллу.
Я едва успел перехватить её на лету.
— Всем стоять! Никому не трогать этого урода! — рявкнул я как можно громче. — В полицию его надо сдать без следов побоев!
— Но ведь он же… Он! — кипела Ульрика.
— Он один из больных ублюдков, кому нравится убивать! Не надо ему уподобляться! — рыкнул я и притиснул её к себе ближе, погладил по голове, успокаивая. — Он получит своё. Если мы убьём его сейчас, то он слишком легко отделается. Он должен взглянуть в глаза тех, у кого отнял родных и близких. Пусть они посмотрят на это чудовище! Пусть!
Я кивнул ребятам. Один из них вколол снотворное в плечо Кролла и вскоре тот обмяк, опустив голову. После этого я сказал Андреасу:
— Нужно сделать несколько копий и раздать журналистам. Ульрика по своим каналам поможет это сделать быстрее и надёжнее. Самого Кролла нужно доставить в полицейский участок и сдать вместе с одной из копий.
— Но откуда ты всё про этого урода знаешь? — спросил Андреас.
— Его долго разрабатывали полицейские, мне же посчастливилось стырить их разработки и опередить полицию на пару недель. Они бы его и так взяли, но взяла его именно «Фракция Красной Армии». И я повторюсь, что это будет хорошей рекламой для нашего объединения!
Глава 12
Слежку я заметил не сразу. То, что она рано или поздно должна была возникнуть, я знал изначально. Слишком уж известной стала группировка «Майнхоф-Баадер», которая переименовалась во «Фракцию Красной Армии».
Целую неделю после сенсационной поимки маньяка-людоеда Йохима Кролла «Фракция Красной Армии» была на первых полосах газет. Лица Ульрики, Андреаса, Хорста и даже Гудрун не сходили со страниц изданий не только германских газет, но также французских, британских и других менее значимых государств.
Заголовки были различными. От «Террористы ловят маньяков» до «Когда власть не может — обычные граждане сами наводят порядки».
Лидеры «Фракции» купались в славе, но старались не отсвечивать на интервью. Всё-таки их ещё разыскивала полиция. Не скажу, что искали очень активно, но всё равно могли задержать под каким-нибудь предлогом.
Простой народ уже начинал бредить «Фракцией», особенно после того, как не меньше сотни бедных семейств ФРГ получили чеки с припиской: «Красная Армия всегда встаёт на защиту слабых!» Образ этаких молодых и справедливых Робин Гудов, которые отринули устои и уклады, начал понемногу складываться в мозгах, пусть газеты и писали обратное.
Именно этот флер народной любви и сыграл со мной злую шутку. Расслабился. Позволил себе в пятницу после обеда зайти в небольшую пивную на окраине Франкфурта, где подавали отменный «Карамальц» с дымным послевкусием. Сидел в углу, у стены, спиной к кирпичной кладке — старые привычки как шрамы, не выводимы. Допивал уже вторую кружку, размышляя о том, как искажается правда, проходя через призму газетной бумаги, когда мой взгляд скользнул по окну.
Напротив, через улицу, в серой «Ауди», сидел человек. Сидел и не двигался. Машина была припаркована странно — не в тени, а под почти уже погасшим осенним солнцем, словно ее бросили впопыхах. И он читал газету. Так, во всяком случае, выглядело со стороны. Но газета его не интересовала. Он смотрел поверх края разворота прямо на дверь пивной.
Кровь ударила в виски не от страха — от досады. Глупо, герр Мюллер, чертовски глупо. Позволил сладостным сказкам о «красных рыцарях» затуманить бдительность. Слежка была поставлена с немецкой аккуратностью — не топорная, нет, но и не виртуозная. Та, что рано или поздно должна была себя обнаружить. Они дали мне понять, что я не невидимка. Что за мной пришли.
Я медленно допил безалкогольный сладкий напиток, отставил кружку, оставил на столе несколько марок. Поднялся и, не глядя больше на окно, двинулся вглубь зала, к черному ходу, что вел в крошечный, заваленный ящиками дворик. Знакомый путь. В кармане пальто рука сама нащупала холодный металл перочинного ножа-выкидухи. Успокаивающий тяжелый груз.
Носил его больше для форса. Всё-таки террорист не должен ходить без оружия, а этим ножиком ещё и яблоко порезать можно.
Двор был пуст. Пахло влажным камнем и подгнивающими овощами из соседней лавки. Я сделал несколько шагов, прислушиваясь. Тишина. Слишком тихо. Они не полезли бы за мной