— Ну что же, пора и нам выдвигаться, — улыбнулся я Ульрике. — Вот и наша козырная карта. Она должна сработать гораздо лучше всех ограблений банков и помощи людям. Поедешь со мной?
— Да, конечно, — кивнула она в ответ. — А что это за человек?
— Плохой, — поджал я губы. — Настолько плохой, что даже попрошу при встрече с ним отдать мне оружие.
— Чего? — подняла она брови. — Это что же за мерзость такая, чтобы ты во мне сомневался.
— Мерзость… По-другому и не назовёшь. Но, он нам нужен живым, чтобы название нашей фракции прозвучало не только в Германии, но и за её пределами.
— А ты умеешь интриговать, герр Мюллер, — усмехнулась Ульрика, а потом чуть прищурилась. — Кто же ты такой? Откуда же ты взялся на нашу голову?
— Это вы меня вдохновили! Вы и Карл Маркс, — подмигнул я в ответ. — Жил себе жил, а потом начал вдруг думать: а правильно ли я живу? Ведь есть иная жизнь — в служении народу и в борьбе против тирании капитализма. И вот я уже здесь. С вами. С тобой…
— Да? Ну что же, будем двигаться дальше, товарищ! Правда всегда всплывёт! Поехали, покажешь своего монстра.
— А оружие?
— Сдам по приезду, а то мало ли что случится по пути, — усмехнулась она в ответ.
Мы погрузились в машину. Ничем не примечательная «Ауди». Лупастыми фарами напоминала «Запорожец». По сравнению с «Ауди» моего времени это была жёсткая телега. Кочки и выбоины ощущались всем телом, несмотря на добротные амортизаторы. Я прихватил с собой купленную для такого случая дорогущую камеру «Кварц». Денег не пожалел — для благого же дела. За нами следом поехала ещё одна машина из «Фракции Красной Армии». Людям хотелось посмотреть на того человека, которого я приказал привезти на заброшку.
А посмотреть было на кого…
Невысокий худощавый мужчина с обширной плешью сидел привязанный к стулу и испуганно смотрел на окружающих его троих мужчин сквозь треснутые очки. Ребята его немного помяли при поимке, но мне ни капли этого засранца было ни жаль. Я смотрел на него и видел вовсе не человека.
— Кто это такой, Мюллер? — спросил увязавшийся за нами Андреас.
— Убийца и людоед, — процедил я, устанавливая напротив сидящего камеру.
— Чего-о-о-о? — протянула Ульрика. — Кто это?
— Вы меня с кем-то спутали… — испуганно залопотал сидящий на стуле. — Я не… Я не знаю, о чём вы говорите! Вызовите полицию! Я буду жаловаться.
— Не надо кричать. У вас будет на это время, — скривился в нехорошей ухмылке.
Судя по всему, от этой ухмылки Кроллу поплохело, так как он побледнел и заёрзал на стуле. Как бы не обоссался раньше времени. Ему будет от чего пустить струю…
Взглянул на своих подопечных. Они во все глаза смотрели на сидящего. Явно до конца не понимали, что я хочу сделать, ну да и ладно. Зато потом будет интереснее посмотреть на их реакцию. Кстати, если говорить о реакции, то…
— Хорст, забери у всех оружие, — скомандовал я.
— Что? Зачем? — моргнул адвокат.
— Чтобы мне было спокойнее. Этот урод должен дожить до суда. Его должны судить по всем законам, пусть и хренового, но мира.
— Но зачем? — взвился Андреас. — Если он виновен, то мы сами его шлёпнем! Прямо тут! И без лишних закорючек грёбаных бюрократов!
— Он должен сыграть нам на руку! — отрезал я. — Это козырная карта «Фракции Красной Армии». И мы должны разыграть эту карту. Должны заявить о своей справедливости! Чтобы люди потянулись к нам! Надеюсь, тебе это понятно?
— Понятно, — буркнул он, а потом взглянул на остальных. — Слышали, что сказал «босс»?
Последнее слово было произнесено с издёвкой, но ведь произнесено!
С недовольным бурчанием оружие было отдано Малеру. Тот сложил пистолеты подальше, чтобы можно убрать его с глаз долой. Я осмотрел всё, прикинул свет и расположение камеры, потом вытащил из кармана медицинскую повязку и накинул на лицо.
Объявлять себя на камеру мне не хотелось. Но появиться в кадре мог, поэтому приходилось применять меры предосторожности.
— Андреас, умеешь обращаться с камерой? — подозвал я Баадера.
— Кое-что умею, — буркнул он.
— Тогда постарайся, чтобы картинка получилась чёткой, — я похлопал его по плечу. — Уверен, что у тебя это получится лучше всех.
Немного лести не помешает. Это ему возвратка за «босса».
После этого я подошёл к сидящему и начал говорить:
— Добропорядочные люди Германии, запомните эту сучью морду. Это Иоахим Кролл. Убийца, насильник и людоед! Его первое преступление случилось восьмого февраля пятьдесят пятого года. Его первая жертва — девятнадцатилетняя Имгард Штелль. Затащил в заброшенное здание в Людингхаузене, изнасиловал и зарезал. Через год, в пятьдесят шестом, этот ублюдок похитил на окраине Ботропа двенадцатилетнюю Эрику Шультер. Сделал с ней то же самое. Ну что, сволочь, тебе понравилось?
— Это не я! Я не…
— Заткнись! Не нужно вешать лапшу на уши! После Эрики он на несколько лет затих. Словно гадюка в нору заполз. А выполз снова, когда в пятьдесят девятом его старик помер. Видно, единственный тормоз отвалился. Шестнадцатого июня того же года, на берегу Рейна, возле Рейнсхаузена, он прикончил двадцатичетырехлетнюю Клару Тесмер. А сел за это дело ни в чём неповинный механик, Генрих Отто. Мужчина не выдержал, в камере на ремне повесился. А этот падла… ему хоть бы хны. Уже через месяц, двадцать шестого июля, в Эссене, он убил шестнадцатилетнюю Мануэллу Кнодт. И тут его окончательно порвало. Он не просто убил… он вырезал у неё куски тела. И потом… съел их. Просто съел, как какую-то говядину.
Кролл заёрзал на стуле. Попытался встать, но куда там. Связали его на совесть.
— Это всё неправда! Это всё поклёп! Я не делал этого!
И в то же время смотрел на меня широко открытыми глазами. Смотрел так, как будто я читал его мысли. Смотри-смотри, сволочь, после суда вряд ли скоро увидишь человеческие лица, пусть даже и скрытые под медицинской маской.
Я усмехнулся и продолжил:
— После этого опять затишье. В шестьдесят первом перебрался в Дуйсбург, устроился уборщиком в концерн «Маннесманн». Получил комнату в общежитии на Фризенштрассе, двадцать четвертый номер. И зажил себе, как ни в чём не бывало. Как будто не он по Германии окровавленным зверем шастал.
— Я не… это не я… — пролепетал Кролл.
— А в шестьдесят втором этот шакал снова пошёл на дело. Двадцать третьего апреля, Динслакен. Тринадцатилетняя Петра Гизе. И знаете, что самое паскудное? За это дело взяли ни в чём не повинного Винсента Куэна. Три года этот бедолага отмотал в