Саат. Город боли и мостов - Дарья Райнер. Страница 3


О книге
тяжёлая, как гроб вместе с покойником, пишущая машинка с отсутствующей буквой «н». Рядом – пачка зернистой бумаги и остро наточенный карандаш для пометок. Чернила он не любит: от них остаются кляксы.

Сом достаёт ключи из-за ворота рубашки. Он всегда носит их с собой. Не в кармане, а на крепком плетёном шнурке. Отперев ящик стола, он достаёт жестяную коробку. Под крышкой хранится всё ценное: слева – его собственные вещи, справа – чужие. Те самые якоря, найденные Умброй: они принадлежали когда-то солдатам, офицерам, врачам и медсёстрам. Оставленные, забытые, брошенные. Всё, что «светилось», как говорил Ёршик. Он делил вещи на просто хлам и то, что светится. Такое нельзя вынести и сжечь вместе с мусором. Это всё равно что память вытравить, человека стереть.

Но иногда приходится.

Сом перебирает медальоны и пожелтевшие квадраты фотокарточек. В его маленьком реликварии хранятся покрытые эмалью значки и катушка ниток, ножницы, напёрсток, игральные карты, кости, вышитый цветами платок и даже обручальное кольцо. Не золотое, а медное. Но он ищет брошь – стальную ласточку с хвостом-булавкой… и не находит.

Плохо дело.

☽ ✶ ☾

Плеснявка, как они её прозвали, на самом деле была плакальщицей. Чья-то мать при жизни, медсестра или санитарка, не вернувшаяся домой. Единственная из неживых обитателей Крепости, кто появлялся снаружи, за стенами, облюбовав колодец и заросли у ограды.

Почему? Кто её знает.

Может, любила небо – теперь не спросишь. Духи не разговаривали. Они передавали послания через знаки и образы, как немые.

Ёршик говорил, что плеснявка страшная. Скрюченная и с гнилым ртом. Когти, как у птицы, и хребет выпирает. Её видел только он – прошлой весной, когда птичьи гнёзда облепили стены Крепости.

За водой стали посылать Горчака, но тот приносил муть на дне ведра, пожимая плечами. Стали думать, не рыть ли новый колодец, и если рыть, то где.

Сом ошибся: отнёс не тот якорь. Подумал, что если она показывается только Ёршику, стало быть, на сына похож. Но нет, фотографию десятилетнего мальчугана вернул обратно ветер. Потом был шторм: лёжа в кроватях, они слушали, как ярилась гроза, налетевшая с моря, а наутро Малой увидел на земле гнездо. Птенцы погибли. Взрослые ласточки улетели. Ёршик возьми да и отнеси то, что осталось, к колодцу.

Договорился чудом, без слов.

В тот день плеснявка пропала, а Сом запоздало вспомнил о броши.

☽ ✶ ☾

Он опускает крышку коробки. Если не здесь, то где?

Это может значить только одно: в Сомовых вещах кто-то рылся. Переступал порог без разрешения. Нарушил кодекс.

У каждого в Братстве есть права: право на голос и неприкосновенность имущества.

Все смеялись, когда он записывал эти пункты. Конечно, мол, руки прочь от добытого честным трудом!.. Не все из членов Братства умели читать, и уж конечно под рукой не нашлось печати, чтобы заверить документ. Они просто позволили ему «маленькую дурь, как у всех», пообещав соблюдать кодекс, написанный от руки карандашом.

Карп поклялся первым, плюнув на ладонь и протянув руку.

«Фу!» – выдохнул Ёршик. Но тоже плюнул. За первым рукопожатием последовали другие, пока круг не замкнулся.

Умбра плевать не стала, но по очереди обняла каждого. Ската – последним.

«Ну всё, камрады, – весело заключил Карп, – мы с вами повязаны судьбою. Кодексом!.. Всё по-серьёзному. Отныне объявляю стул у окна моим».

Никто не возражал.

Стул развалился под Карпом на вторую неделю.

Обещание не нарушали до сегодняшнего дня. Спорили из-за дележа добычи, и до драк доходило – обычное дело, – но чтобы втихую, не спросив…

А ключ? Он ведь не снимал его с шеи. Всегда при себе.

Створка хлопает о дверной косяк. Сом сбегает по лестнице во двор.

– Где Малой?

– Пошёл на берег, к коряге своей драгоценной. – Карп пожимает плечами. Горчак делает вид, что дремлет. Уха в котле дымится. – Сказал, надо сети проверить. Тайник у него там, дураку понятно.

Сом кивает. Не дурак.

☽ ✶ ☾

У Верёвочного братства много схронов. Почти все они находятся за пределами Крепости, по ту сторону кованой ограды, где не рыщут чужаки. Место за протокой глухое, вдали от городских улиц и жандармов: даже от Латунного квартала, окоёма Внешнего круга, придётся долго шагать. Дорога до госпиталя, укрытая щебнем, за годы развалилась, просела в середине, ушла под воду змеиным брюхом. Надо знать тропу, чтобы не зайти в болото на радость трясине.

Но пиявок ноги кормят; настырные они. За два года возвращались не раз: хотели поселиться в западном крыле, а когда не вышло – попытались договориться. Обмен предлагали. Тряпьё лежалое и рухлядь, которой везде полно. Уж на что не оскудеет Клиф, так это на доски и обрывки цепей: все подвесные мосты в городе сделаны из этого добра.

А сделка – любая – должна быть выгодна обеим сторонам.

«Чепуха на рыбьем жире», – отмахнулся на совете Карп. Горчак только хмыкнул. Скат покачал головой. Всё было решено.

Сом не просил бы их проголосовать, не будь у пиявок с собой ребёнка. Остроглазый мальчуган, младше Ёршика на пару лет, жался к боку худой девицы – наверняка сестры. Переминался с ноги на ногу, слизывал снежинки с обветренных, покрытых болячками губ. Когда уходили, схватился за камень и бросил. Понял, что не пустят.

Камешек не долетел. Упал у Сомова ботинка. Но взгляд мальчишки запомнился: хорошо знакомая злость.

Сом знал, что на следующий день Умбра ходила в город; унесла под мышкой тёплый свёрток. Должно быть, искала бродяжку с братом – и нашла. В Крепость вернулась с пустыми руками. Она не рассказывала, он не спрашивал. Верил, что общее решение было правильным: пустишь одних, следом явятся другие. Где дюжина, там и сотня.

Сначала пиявок остерегались, искали отходные пути. Ждали, что те приведут жандармов – сдадут Братство за десяток медных холов. Но нет, то ли смирились, отыскав другое место, то ли у гиен, прозванных так за пятнистые мундиры и бляшки-клыки на погонах, нашлись заботы поважнее: Клиф – не мирный город, в нём всякое случается. Карманные кражи, драки, убийства, эпидемии… Всего не перечислить.

☽ ✶ ☾

От колодца до ограды – рукой подать. Оголовок3 стоит на месте, которое называют Заплатой: когда госпиталь обносили чугунным забором, что-то не сошлось в расчётах, и угол остался пустым. Ни ворота, ни калитка здесь были не нужны; пришлось заделать простой металлической сеткой, которая до сих пор смотрится, как если бы кусок мешковины пришили к свадебному платью.

Вокруг – заросли бузины и безымянных сорняков. Сухие стебли бьют по коленям, репейные

Перейти на страницу: