– А?
– Это хорошая возможность. – Он указывает на нас, а затем на сумрачный, тесный чулан и дверь, пропускающую поток шума. Прежде чем я успеваю осознать, что Кэз имеет в виду, он взъерошивает рукой свои и без того растрепанные волосы, расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке и покусывает губы, так что они начинают выглядеть слегка припухшими и красными. Словно…
Словно мы только что здесь целовались!
– Ну? – Кэз смотрит на меня выжидающе. Совершенно невозмутимо. Почти со скучающим видом.
Кажется, эта ситуация его вообще не смущает. Наверное, актеры вроде него все время кого-то целуют. Возможно, он снимался и в более горячих сценах, чем простые поцелуи, – с профессиональными камерами, нацеленными на его губы, и полной комнатой наблюдающих за ним людей.
А вот мой первый и единственный поцелуй с мальчиком почти состоялся в седьмом классе, когда я однажды, препарируя лягушку, повернулась одновременно с напарником, и мы едва не соприкоснулись губами. Он психанул и убежал в туалет, всю дорогу отплевываясь и вытирая рот так, будто его отравили, а я съежилась на месте, желая провалиться сквозь землю.
И была очень рада уйти из той школы через пару месяцев после инцидента.
Но я же не могу признаться в этом Кэзу. Наверняка он посмеется надо мной или (что еще хуже) пожалеет меня. Поэтому я достаю тинт, который всегда ношу в кармане, и размазываю вокруг губ, стараясь не думать о том, как нелепо я, должно быть, выгляжу. Теперь я явно больше напоминаю клоуна, чем девушку, только что прервавшую страстный поцелуй. А впрочем, действительно ли поцелуи прерывают? Или же завершают, а может, изящно выныривают из них, подобно сказочной русалке из моря? Нет, тоже не совсем подходит…
Но сейчас это не важно.
– Ну как? – интересуюсь я у Кэза.
Секунду он изучает меня задумчивым взглядом, и что-то меняется в нем. Внутри него. Словно щелкнула камера, и он вживается в новую роль, в другого персонажа: перемена такая стремительная, что это даже пугает.
Затем он тянется к моему «конскому хвосту».
– Можно?
Я даже не знаю, что он имеет в виду, но улыбаюсь. Киваю. Подавляю порыв убежать.
А затем длинные пальцы Кэза касаются моих волос, распуская хвост, и эти движения такие быстрые и легкие, что я едва ощущаю что-либо кроме слабой, приятной щекотки на коже головы. Это скромный, стремительный жест, но в тот момент, когда его ладони в моих волосах и он смотрит мне в глаза, я чувствую… нечто. Нечто вроде смущения, но совсем на него не похожее.
Затем это чувство исчезает. Кэз отстраняется и поворачивается к двери, оглядываясь на меня через плечо.
– Ты готова?
Нет. Вообще ни капли.
Я знаю, что не могу доверять парню передо мной – этому смазливому актеру с его идеальной стрижкой, натренированным обаянием и толпами фанатов. Человеку, которого все жаждут или которым все жаждут стать. Но сейчас у меня нет других вариантов.
– Конечно, – отвечаю я с притворным энтузиазмом.
Впрочем, Кэз, кажется, верит, потому что жестом приглашает меня вперед и распахивает дверь.
Одну краткую, счастливую секунду после того, как мы выходим из каморки, нас никто не замечает.
Ученики по-прежнему толпятся в коридоре, окликая друг друга с противоположных концов коридоров, отпихивая в сторону чужие спины, книги и сумки, чтобы попасть на следующий урок. Никто не обращает внимания на наши взъерошенные прически и распухшие губы, и меня посещает мысль – очень наивная, – что, возможно, это будет не так страшно, как я ожидала.
Но затем, в следующую секунду, замечают все.
Это не похоже на сцену в замедленной съемке из какого-нибудь фильма. Никто не застывает на месте, не спотыкается на лестнице и не роняет в шоке рюкзак. Но шум заметно стихает, и наступает пауза, как на непрогрузившемся видео.
Вокруг нас начинают шептаться.
Кэз, к слову, выглядит абсолютно невозмутимым. У него самодовольный, слегка глуповатый вид парня, которого только что застукали целующимся с девушкой. При этом с девушкой, которая ему нравится, и он не против, чтобы об этом узнал весь мир.
Я же вообще не представляю, куда себя девать. Лицо горит и чешется, а несколько прядей волос прилипли к губам. Сейчас больше, чем когда-либо, я жалею, что не существует инструкции к ситуации, когда всего за пару дней из никому не известной девчонки ты превращаешься в объект всеобщего внимания. Подобное заставит понервничать кого угодно.
– О боже мой! – говорит кто-то слева от меня, и это срабатывает как сигнал для остальных, вызывая серию бурных реакций:
– О боже мой!
– Ты это видишь? Это же Кэз Сонг и…
– В сочинении той девочки был он?
– Ни фига себе! Скажи Бренде – она с ума сойдет…
Я чувствую, как десятки пар глаз прикованы к моему затылку, пока мы с Кэзом идем на английский, так близко, что наши плечи почти касаются.
– Ты в порядке? – шепчет мне Кэз в дверном проеме, одной рукой опершись о косяк за моим плечом. Тысячу раз в фильмах, музыкальных клипах и реальной жизни я видела пары, стоящие вместе совсем как мы сейчас. Однако со мной такое впервые.
Но выдать себя я, естественно, не могу.
– Ага, – отвечаю я, изо всех сил стараясь звучать естественно. – Конечно. А ты?
Он смеется, и только тогда я понимаю, как глупо прозвучал мой вопрос. С чего бы ему не быть в порядке? Он – актер, знаменитость. Быть в центре внимания абсолютно привычно для него.
Снова звенит звонок – финальное предупреждение. Весь класс смотрит на нас.
Я отвожу взгляд от Кэза и спешу к своей привычной парте в центре класса, где всегда сижу одна. К моему удивлению, Кэз садится на пустующее место рядом со мной, причем так естественно, как будто делал это уже миллион раз.
Теперь все глазеют в открытую, словно получили официальное разрешение.
– Что ты делаешь? – едва бормочу я. Хотя на этот счет никаких формальных правил нет, всем известно, что любой класс строго поделен на территории: все отличники и одаренные умники впереди, звезды и спортсмены – последние парты, все остальные – середина. То, что Кэз мигрировал сюда с задних рядов, по меркам старшей школы преступление похлеще пересечения границы Северной Кореи.
– Так проще, – коротко говорит он, отклоняясь на стуле назад.
В класс заходит мистер Ли. Он явно удивлен видеть нас двоих вместе, но изо всех сил старается не подавать виду и принимается раздавать листы с заданиями. Кэз тут же отрывает уголок страницы с текстом