Разумеется, он всегда выглядит хорошо.
Через секунду я замечаю, что чего-то не хватает.
– Ты… не взял ноут? – удивленно спрашиваю я, снова осматривая его со всех сторон. В руках пусто. Если бы не образ, я бы подумала, что он проснулся минут пять назад и сразу примчался сюда. – Ну хоть блокнот? Лист бумаги? К-карандаш? Ничего?!
Он пожимает плечами.
– Нет.
Я пристально смотрю на него.
– Ты же помнишь, зачем мы сегодня здесь, да? Мне ведь не показалось, ты же и правда умолял меня помочь тебе с твоим эссе…
– О’кей, во-первых, я не умолял, – говорит он, закатывая глаза. – Ты сама предложила. Ничего и никогда ни у кого не прошу. А во-вторых, я же знал, что ты придешь во всеоружии, – так какой мне смысл брать все это?
– Воу! – Я мотаю головой. – Очень самонадеянно с твоей стороны.
– Ну, ты же и правда принесла все необходимое? – Он кивает на сумку, перекинутую через мое плечо, и на его губах появляется улыбка, словно он выиграл спор. – Значит, я прав.
– А если бы не принесла?
– Но ты же принесла.
– Вообще-то, это не… – И тут перед моими глазами проносится картина, как мы стоим на одном месте и препираемся, пока на улице не стемнеет. Вздыхаю. Делаю еще одну попытку поправить платье, но у меня, естественно, ничего не выходит. – Ладно, проехали. Просто давай уже сделаем это.
Он улыбается. Зубы у него такие белые, что могут ослепить.
– Ну вот, другое дело.
Последний раз я была в Чаояне, когда мне было четыре года. Неудивительно, что мои воспоминания об этом парке смутные и больше напоминают давно забытый сон или выцветшее семейное фото. Все, что я могу сейчас вспомнить, – вкус тающей на моем языке сахарной ваты, яркий росчерк в небе – воздушный шар или, может, бумажный змей, – и громкий, непринужденный смех Ма, разносящийся над сверкающими зелеными озерами.
Но я когда бок о бок с Кэзом прохожу через главный вход, на меня накатывает чувство ностальгии. Словно я вернулась домой после долгих каникул.
Все выглядит таким знакомым: ржавые желто-синие тренажеры, любимое место для занятий спортом среди старшего поколения; катамараны, скользящие по мутным водам лотосовых прудов; столы для настольного тенниса, расставленные аккуратными рядами по всему корту. Даже аромат в воздухе – эта особая, диковинная смесь запахов мха, свежераспустившихся цветов и жареных сосисок – заставляет меня скучать по чему-то такому, чему я не в силах дать имя.
Знаю только это щемящее чувство в груди.
– Ты была здесь раньше?
Я оборачиваюсь и натыкаюсь на внимательный взгляд Кэза. Его голос и выражение лица безразличны, но его глаза смущают меня даже больше, чем полуголое платье.
– Давным-давно, – говорю я, стараясь смотреть прямо перед собой. Маленький мальчик возле газона грызет танхулу [10] на бамбуковой шпажке, и карамельная глазурь громко хрустит у него на зубах. – В смысле, еще до того, как мы переехали. С тех пор я сюда не возвращалась.
– Что ж, сомневаюсь, что здесь хоть что-то изменилось.
– Это точно, – отвечаю я.
Но кое-что все же стало другим – не могу понять, что именно. Может, я сама.
– А где ты уже успела побывать?
Я моргаю.
– Эм-м?
– В Пекине. – Его брови ползут вверх, когда я растерянно смотрю на него. – Стой, только не говори, что нигде не была за все это время. Ты вернулась… месяца два назад?
Вообще-то, четыре, но я не поправляю Кэза. Потому что это абсолютно не важно.
– Я же не туристка, – ворчу я, закидывая ремень сумки повыше на плечо. – Мне сходить посмотреть на Великую стену или что?
– Нет. Но в Пекине полно всего кроме Великой стены – и, к слову, гораздо более интересного. Не в обиду императору Цинь Шихуанди. Знаешь, уличные кафешки, торговые центры, пешеходка на Ванфуцзин…
– Я была занята, – возражаю я, и в голосе звучат оборонительные нотки. – Да и родители работают практически без выходных с тех пор, как мы приехали, и…
– А что, если я приглашу тебя погулять?
Кэз произносит это так спокойно, что я не уверена, не ослышалась ли.
Видимо, он замечает мое замешательство, потому что замедляет шаг и объясняет:
– Я правда много думал об этом. Думаю, в тот раз ты была права.
На этот раз я уверена, что ослышалась. И тоже притормаживаю.
– Ты что… признаёшь мою правоту?
– Речь не о твоих графиках и строгих планах, – уточняет он, решительно мотнув головой. – А о том, что ты мне врезала, когда я попытался взять тебя за руку.
Я вжимаю голову в плечи.
– Нам… э-э-э… не обязательно об этом вспоминать…
– Нет, обязательно. Никто не поверит, что мы пара, если ты так и будешь вздрагивать от каждого моего касания, будто я маньяк какой-то.
– А что, если нам… вообще друг друга не касаться? – Но едва договорив, я чувствую, как глупо это звучит. Как наивно. Некоторых влюбленных в нашей школе не отлепить друг от друга. – Ладно, – торопливо бормочу я, пока он не успел отпустить пару едких шуточек в мою сторону. – И что же ты предлагаешь?
– Тренировка химии, – говорит он так, словно этот термин используют все.
– Тренировка… чего?
– Мы с моими напарницами всегда так готовимся к съемкам. По сути, мы просто проводим время вместе, чтобы узнать друг друга получше, наладить контакт. Это помогает отношениям выглядеть в кадре более естественно. Кстати, нам с тобой нужно также узнать о прошлом друг друга, чтобы нас не поймали на незнании какой-то мелочи.
Задумываюсь. Кажется, я слышала о чем-то подобном раньше. И все же я осторожно спрашиваю:
– А как именно… проводите время?
– Уж как получится. – Он пожимает плечами. – Бродим по торговому центру, или устраиваем парную фотосессию, или отправляемся в закрытый спа-отель на выходные. Очевидно, что с тобой у нас вариантов не так много, но я мог бы показать тебе Пекин. Тебе же все равно нужно о чем-то писать в этом своем блоге, верно?
– Верно, – медленно повторяю я, останавливаясь в тени раскидистого дуба, словно не могу шагать и думать одновременно. – Верно. Это звучит… ты, конечно, не обижайся, но звучит так, будто даже после уроков нам придется проводить кучу времени вместе. А нельзя создать эту химию как-то побыстрее?..
Глядя куда-то в сторону, он говорит:
– Иногда режиссеры запирают нас в маленькой темной комнате и дают нам свободу действий на десять