А в промежутках между всем этим я лежу лицом вниз на диване, проклиная себя и едва удерживаясь, чтобы не начать рвать на себе волосы.
Тем не менее к обеду я успокоилась достаточно, чтобы начать думать. Мама сталкивалась с ситуациями гораздо круче этой – например, случай с крысой в кофе, инцидент с сексистской шуткой и множество дурацких ситуаций, вызванных Кевином, – и ей удалось разрулить их все. Иногда по итогу репутация ее компании даже улучшалась.
Так что бы предприняла Ма?
Публично извинилась? Сделала официальное заявление? Нет. Это не в ее стиле; она никогда ни в чем не сознается, если может этого избежать. Вообще-то, она скорее поступила бы наоборот. Замаскировала одно громкое событие другим…
Я закрываю глаза и думаю, думаю, и наконец, чудесным образом – как в тот день, когда я увидела Кэза Сонга на экране телевизора, – ко мне приходит идея.
Если люди не верят, что мы с Кэзом Сонгом действительно вместе, значит, нужно доказать им обратное.
Экран телефона загорается.
Я инстинктивно вздрагиваю, боясь того, что могу увидеть, но это сообщение от Кэза. Он в курсе.
Что нам делать?
думаю, у меня есть решение, но тебе оно вряд ли понравится. о, и еще – какой номер у твоего менеджера? дай мне его срочно.
Весь следующий день я обрываю телефоны и строчу электронные письма.
Для начала я связываюсь с менеджментом Кэза. Эта часть проходит лучше, чем я могла надеяться: мы выслеживаем автора статьи и обнаруживаем, что это сышэн – навязчивая фанатка, по сути, охотница, получившая уже два предупреждения за то, что пряталась в отелях возле номера Кэза. Идеально! Ведь лучший способ избавиться от неудобной истории – атаковать ее источник, подорвать доверие к автору. Далее все, что нам нужно сделать, – это распространить информацию и ждать, пока сюжет напишет себя сам.
«Ревнивая фанатка сочиняет ложь о Кэзе и его девушке».
«Фанатка придумывает теории заговора о своей любимой звезде».
Одновременно менеджер Кэза дергает за кулисами пару нужных ниточек и случайно-намеренно сливает черт знает откуда взятые фотографии женатого актера из компании-конкурента, ведущего ночью к себе в номер девушку из борделя. За считаные часы эта новость разлетается и вытесняет пост обо мне с Кэзом из трендовых запросов, так что все говорят теперь только о ней.
Далее все сводится лишь к нам с Кэзом и к тому, насколько хорошо мы сможем разыграть решающее представление.
– Готова?
Стоя рядом с Кэзом на крыше одного из наших школьных зданий, я киваю. Я так близко к нему впервые с начала праздников и уже забыла, как это волшебно – просто быть рядом, каким бы скандальным это ни казалось. Гул в животе, прилив крови в венах, каждая клеточка тела на взводе… Теперь его волосы немного длиннее, кожа более загорелая, крепкие мускулы рук напрягаются, когда он перегибается через стеклянное ограждение.
Он очень хорош собой.
Может, даже слишком хорош, и это отвлекает. Я не могу смотреть на него, не вспоминая наши ночные разговоры. Такое чувство, будто мое сердце на мгновение перестало биться.
– А ты? – спрашиваю я, быстро отбрасывая все ненужные мысли прочь. Надо сосредоточиться. Нам выпал единственный шанс все исправить, и им надо воспользоваться на все сто.
– Разве бывает иначе? – Его лицо принимает выражение «все путем, расслабься». Ума не приложу, как он может быть таким спокойным. Это почти раздражает. – Давай.
Я снова киваю. Медленно выдыхаю и гляжу поверх ограждения, притопывая ногами, чтобы не замерзнуть. Как и ожидалось, двор внизу и прилегающие дорожки уже начинают заполняться школьниками. Эта крыша – единственное хорошо обозреваемое со всей территории школы место. Как гласит поговорка, люди верят исключительно в то, что видят собственными глазами. Поэтому я просто молюсь, чтобы все, увидев нас вместе, по-настоящему вместе, убедились: мы встречаемся.
Ладно, план не самый надежный, ни малейшего понятия, сработает он или нет, – но это лучшее, что мы можем сделать прямо сейчас.
Когда народу собралось достаточно, чтобы можно было назвать это толпой, я разворачиваюсь и похлопываю Кэза по плечу:
– Начинай.
Кэз выгибает бровь, его губы подергиваются.
– Даже не дашь мне пару секунд настроиться?
Он что, шутит?!
– Ты актер, – шиплю я. Кажется, что все взгляды устремлены на нас, что все следят за нашими губами. – Давай серьезнее.
– Ладно, – говорит он, и хотя к этому моменту я уже много раз была свидетелем подобного, меня все еще удивляет, как он легко входит в роль: веселье с лица испаряется, глаза темнеют до черноты. Как безлунное небо, готовый воспламениться уголь, земля после бури… – Вот так?
– Д-да, – выдавливаю я. Глотаю слюну. – Да, вот так. – Один маленький шажок, и я сократила расстояние между нами. Приближаю лицо к его уху и шепчу, чтобы точно никто, кроме него, не услышал и не прочитал по губам: – А теперь поцелуй меня… пока народ не начал расходиться.
Я собираюсь с духом. Пытаюсь отключить свой разум. Это должен быть поцелуй профессионалов. Мы с ним не должны чувствовать ничего, кроме мрачной решимости справиться с этим и, может, небольшого намека на раздражение из-за самой необходимости это делать.
Но затем…
Кэз уверенно касается моего лица ладонью и нежно проводит линию по моей щеке, мой разум… мой разум балансирует на грани бездны. Дыхание подводит меня. Чернильно-черные глаза прикованы к моим, и я смотрю в них снизу вверх, шокированная и, может быть, слегка в восторге. Кэз невероятно красив, и он так близко, что я дрожу и хочу, чтобы он был еще ближе. Хочу этого, пусть и не имею права. Хочу, чтобы он тоже хотел быть со мной.
Я даже не могу вспомнить, что́ мы должны были делать.
Затем он медленно подносит к моему лицу другую руку. Его пальцы слегка дрожат, и воздух между нами меняется. Затвердевает. Перегревается. Мой рот приоткрывается сам по себе, и Кэз это видит.
Он издает мягкий, едва слышный звук, который может быть вздохом, или отголоском смеха, или, возможно, звуком капитуляции, а затем наклоняется и прижимает свои губы к моим так, словно не может удержаться, словно ждал целую вечность, чтобы меня поцеловать…
И в ответ я целую его.
Целую с напором, который шокирует меня саму.
Потому что я понимаю, что хотела этого: мягкости наших губ, твердости его объятий, маленьких голодных огоньков, загорающихся от каждого нашего соприкосновения.
Затем все прекращается так же быстро, как и началось.
Я не