Да, вот такая я мать Тереза. Не смогла бросить изменника на произвол судьбы.
Весело будет, если я сейчас зайду, а в его палате Лара сидит!
К счастью, никакой Лары нет. Уже хорошо.
– Надя…ты пришла…
Говорится это с интонацией святого мученика, которому дали глоток воды. Видимо, предполагается, что скорбный вид должен разжалобить сердце черствой, бездушной супруги, которая бросила его, болезного, на поругание садистам от медицины.
– Я так ждал тебя, Наденька.
– Вещи в сумке, белье в пакетах, носки отдельно. Тапки в чехле. Еда горячая в термосе. Салат и закуски в лоточках. Ставлю на тумбу. Всё? Что еще?
– Надя… посиди со мной. Давай поговорим.
– О чём, Серёжа?
– О чём??? – именно вот так вопрошает, с тремя знаками, лобик собирая в складочки, глазками хлопает. И это чудо я любила? – Неужели нам не о чем поговорить?
– Есть нам о чём поговорить. Например, о разделе имущества.
– Надя! – восклицает с такой болью и ужасом в голосе, что я начинаю жалеть об упущенной актёрской карьере. Петров с Хабенским нервно бы курили в сторонке. Бондарчук с Нагиевым – удавились.
– Да, Сергей? Что?
– Я… я…
Головка от… хочется ответить, но я прикусываю язык.
– Ничего не изменилось, Гусаров. Ты мне изменил, и я подаю на развод.
– Еще не подала?
– Времени не хватило. Но вот сегодня, как только – так сразу.
– Надежда, одумайся!
О! Он так и говорит, высокопарно! Одумайся! На ум сразу приходят строки из Ильфа и Петрова – «Волчица ты, тебя я презираю…»
Именно так. Презирайте.
– Сереж, мне сказать больше нечего. Всё сказано. Развод и девичья фамилия. Имущество, конечно, хотелось бы по закону поделить, но на это у меня есть адвокат, и тебе советую поискать такого. Всё, Гусаров. Пока-пока. Не хочу столкнуться с твоей зазнобой.
– Лары нет. Я её выгнал.
– Зря. Вы хорошо смотрелись вместе. Два сапога пара. Шерочка, блин, с машерочкой. Всё, чао.
– Надя, я люблю тебя.
– На здоровье. У нас свободная страна. Хочешь – люби. Законом не запрещается.
– Мне жена нужна, Надя!
– А мне это, Гусаров, до лампады…
Выхожу в коридор, чувствуя, как трясутся руки.
Да уж. Какие-то дни прошли, часы буквально! И как все видится по-другому.
«И это ничтожество я почти любила!». Да, да, только я именно что любила. И жили вроде бы не плохо.
Ну, вроде бы… Как все жили. Даже лучше, чем все. Лучше многих. Мне казалось, и взаимопонимание есть. И смотрим мы в одну сторону.
Заблуждалась? Или просто у Гусарова бес в ребро?
Ладно, что я сто раз об одном и том же? Надо идти вперед. У меня Харди. И Харди тоже собирается разводиться. Ведь так, да?
И я хочу прямо сейчас поехать к адвокату Ады. К Адовому адвокату. Хорошо звучит.
Но домой всё-таки заехать надо, взять документы, переодеться.
Снова спускаюсь к машине, но дойти не успеваю. Знакомый женский голосок тормозит.
– Надежда? Что же вы, компас земной, семьи разбиваете, а? Не стыдно?
Глава 49
– Не стыдно.
– Что?
Пожимаю плечами, смотрю на неё безразлично. Ишь, нашлась тут, морали меня будет учить!
– Не стыдно, говорю, Марианна. Всё? Еще вопросы есть?
– Да ты… Ты…
– Йа, йа, фольксваген, штангенциркуль…– нагло дразню я. А что еще делать? Слушать эту овцу? Еще чего! Щаз-з-з, с тремя «з». – Еще что-то хотела?
Вижу, как она багровеет буквально, ноздри раздувает.
– Ты, шалава! Подстилка ты! Проститутка!
– От проститутки слышу – это раз. Диктофон включила – два. Рассказать, что будет если я передам запись моему адвокату? А я передам. Особенно если ты, дорогая, будешь стоять на пути у моего счастья. Вопросы есть?
– Ты… Ты же не знаешь ни хрена! Дура! Он… Лешка меня любит! А с тобой… с тобой он просто…
– Еще скажи из жалости, ага. Слушай сюда, дорогая, нормальный мужик, такой ебабельный как Алексей, никогда не будет трахаться из жалости. Знаешь почему?
– Почему? – растеряно выдает офигевшая от моего натиска блонда.
– Потому что он может потрахаться не из жалости, ясно?
– Ты…
– Я. Это мы уже выяснили. Я любовница твоего мужа, которую он трахает, потому что ему нравится. Поняла? Или будем еще что-то выяснять?
– Я ему развод не дам!
– Интересно, по каким-таким причинам не дашь?
– По таким! Сейчас… сейчас вообще новые правила! Сейчас семьям не просто дают время на примирение, а отправляют к психологу, так что…
– Тебе не к психологу, тебе к психиатру надо. Вы не живёте в месте сколько лет? Пять? Десять?
– Да кто тебе сказал, что мы не живём! Мы живём! Мы просто… просто разъехались на время. А ты… ты разбиваешь семью, шалава! Гулящая! Своего мужика не удержала, хочешь чужого получить? Ничего у тебя не выйдет! Ты… стерва. Простипома…
– Ты еще не весь словарный запас использовала, а?
– Шлюха!
– Приятно познакомиться, Надежда.
– Сука!
– Мам, ты с ума сошла? Ты чего орёшь? Надежда Петровна, простите…
Вижу надвигающегося на нас растерянного Артёма, который глазами хлопает, глядя на свою маман.
– Что, Артём? Простите? – Марианна чуть не подпрыгивает от бешенства. – Ты на её стороне? Ты…
– Мать, хватит, а? Не надо казаться хуже, чем ты есть.
– Да ты… ты вообще… яйца курицу не учат! Ты… предатель!
– Хватит, мам!
– Спасибо, Артём, – смотрю на парня с сочувствием, реально жаль его, представляю как ему стыдно. – Я пойду, всего тебе хорошего.
– Я этого так всё равно не оставлю! Я… – вопит жена Харди, а я просто машу рукой.
Ну и не оставляй. Подумаешь…
Сажусь в машину и начинаю смеяться.
Господи, ну что за цирк?
С одной стороны Гусаров со своими тараканами, любовью и Ларой, с другой эта нелепая блондинка с приклеенными сиськами, считающая себя звездой.
Куда я попала?
Телефон взрывается громкой мелодией, я хватаю его, смотрю на номер.
– Алло.
– Привет, ты как там?
– Шикарно, Алексей Иннокентьевич, только что имела удовольствие пообщаться с вашей женой.
– Надь, надеюсь, она цела?
– То есть ты считаешь, что я могла поднять руку на слабую женщину? – усмехаюсь.
– Я считаю, что моя жена кого угодно доведёт до белого каления. Меня уже довела, всё утро разбираюсь с проблемами этой идиотки. Даже не успел тебя набрать. У тебя всё нормально? Ну, не считая встречи с этой сумасшедшей?
– Нормально. Была у мужа в клинике.
Пауза. Ясно – не рад.
– И что?
– Ничего. Привезла ему носочки, трусики, котлетки. Как мамочка.
– Нормально… Просто… как