«Мне нужно вам объяснять, что сейчас январь?» — спросил Агранов. «Мы тут не совсем на Ривьере».
«Понятно», — сказала Агата. «И этот пилот, Альда».
«Артурс Алда. Да».
«Как бы вы охарактеризовали его как пилота?»
«Как бы я его охарактеризовал?»
«Это был его второй вылет за день. Плохая погода. Плохая видимость».
«Если вы предполагаете, что это было что-то, на что он не был способен, вы глубоко ошибаетесь » .
"Я понимаю."
«Этот мальчик летает на самолётах с двенадцати лет. Он мог бы пролететь этот путь даже во сне».
«И самолёт. Я вижу, что записи о техническом обслуживании актуальны. Я не говорю, что самолёт был запущен, но там также указано, что он очень старый».
«Самолёт был в отличном состоянии. Даю слово механика и инженера. Посмотрите историю этого отдела. Я, как уже говорил, уже давно работаю ведущим механиком. Восемь самолётов. Денег нет. Бюджета нет.
Но никаких механических поломок. Никогда.
«Этот конкретный самолет ремонтировался семь раз за последние восемь месяцев».
«Также как и все наши самолёты. Поэтому я могу с абсолютной уверенностью сказать, что они достойны полёта».
Агата просмотрела записи гражданского состояния Альды. Жена несколько раз навещала его. Фраза «пьяный и нарушал общественный порядок» пестрела во всех полицейских отчётах.
«Он был пьян, господин Агранов?»
"Извините."
«Лгать мне — это уголовное преступление, господин Агранов».
«Артурс Алда не позволил бы себе заснуть пьяным на работе. Он лучший из лучших. Как и его отец».
«Хотя он был любителем выпить».
«Здесь его не было».
«Проблемы в браке?»
«Послушайте, — сказал господин Агранов. — Артур всю жизнь так летает. Он знает местность. Он знает небо. Он знает самолёт».
«А вчера? Что, по-вашему, произошло?»
«Знаешь, я думаю, что произошло».
Агата промолчала. Ей нечего было сказать.
Теперь это была ее проблема, а не его.
«Хорошо, господин Агранов, спасибо, что нашли время поговорить со мной».
«Вы собираетесь что-нибудь с этим сделать?» — спросил он.
«Я не могу это с тобой обсуждать. Ты же знаешь».
«Просто скажи мне», — сказал он, — «потому что если ты этого не скажешь, я сам пойду туда и выясню, что с ним случилось».
«Я бы настоятельно не рекомендовал этого делать, господин Агранов».
«Мне всё равно, что вы советуете. Мне важно только, что делается. Я ему очень обязан».
«Посмотрю, что можно сделать».
«Вам нужно поторопиться».
«Я понимаю», — сказала она.
«Я очень на это надеюсь», — сказал он и повесил трубку.
3
Лэнс Спектор бросил окурок с конца пирса и смотрел, как тот, подобно комете, устремляется к воде.
«Не могу поверить, что ты возвращаешься», — сказал он.
Лорел пожала плечами. Держа в руке пиво, она сделала глоток.
«Думаю, теперь у тебя все по-другому», — сказал он.
Ее назначили директором Группы специальных операций, элитного секретного подразделения Леви Рота, и это сделало ее, помимо самого директора, самым важным человеком во всем военизированном аппарате ЦРУ.
«Что это должно означать?» — спросила она.
Он пожал плечами выразительно. Преувеличенно.
Она покачала головой, затем повернулась и пошла прочь от него, к дому. Лэнс понял, что зашёл слишком далеко.
«Лорел, — сказал он. — Извини. Я не хотел тебя оскорбить».
«Я понимаю, что ты имел в виду».
«Я просто говорю…»
«Вы говорили, что я ставлю свою карьеру и перспективу оказаться у власти выше своих принципов».
«Не мое дело, что ты решишь делать со своей жизнью».
Он пытался успокоить ее, но все, что он говорил, только злило ее еще больше.
«Да иди ты на хер, Лэнс, ты лицемерный мудак. Мы не можем позволить себе роскошь возвращаться в свою хижину в горах каждый раз, когда случается что-то, что нам не нравится».
«Ты думаешь, я именно этим и занимаюсь?»
«Каждый раз, когда ты нам нужен, Роту приходится ползать на коленях, как будто служить своей стране — это ниже твоего достоинства».
«Служить своей стране и делать то, о чем просит Леви Рот, — это две совершенно разные вещи».
«Он директор ЦРУ, Лэнс. Он же не просит тебя забирать его бельё».
«У нас с Ротом гораздо более долгая история, чем та, о которой тебе рассказали, Лорел».
Она что-то тихо сказала, но он не расслышал. Он понимал, что должен был отпустить её, но не мог.
«Что это было?» — спросил он.
«Я сказал, наплачь мне хоть рекой».
Лэнс невесело рассмеялся. «Если вы не заметили, — сказал он, — президент Соединённых Штатов только что попытался повесить на меня коварный теракт. Он заставил все агентства страны охотиться за мной. Он назвал меня предателем нации по национальному телевидению».
«Вы знаете, он делал то, что должен был делать».
«И что было лучше для его предвыборной кампании».
«То есть вы хотите, чтобы он пошёл войной на Россию? Начал войной на Китай?
Два наших самых могущественных соперника. Просто разорвать весь мир на куски, сжечь всё дотла, чтобы спасти свою репутацию? Ты это имеешь в виду?
Лэнс покачал головой. Он не был уверен в том, что говорит. Он знал только то, что знал уже давно. То, что он рассказывал Роту, Лорел и всем остальным, кто был готов его слушать, уже давно.
Что он не был героем.
Что он не был солдатом.
Что он даже не заслуживал достоинства этого имени.
«Послушай, Лорел. Я не вернусь. Всё. Желаю тебе удачи.
Желаю Роту удачи».
«Желаете удачи?»
«Какая бы фраза ни была уместна».
«Подходящая фраза?» Лорел покачала головой. «Я просто не понимаю тебя, Лэнс. Ты подписался на эту жизнь. На этот мир. Ты рисковал ради него жизнью. Ты даже убивал ради него. А теперь всё, что мы делаем, на какие риски мы идём, какие операции мы ведём, – всё это как будто тебе противно. Как будто тебе стыдно за это. Как будто тебе стыдно за нас».
«Мне за тебя не стыдно».
«Ты лучше всех знаешь, что наша работа необходима. Это грязная работа. Она кровавая. Это похоже на бойню. Поверь мне, когда я говорю, что понимаю, Лэнс. Но, ужасная правда в том, что кто-то должен это делать».
«Дело не в этом, Лорел».
«Чистое убийство. Это лучшее, что мы можем обеспечить. И если мы этого не сделаем, гарантирую, это сделает кто-то другой. И он всё испортит. И тогда будет ещё больше крови, ещё больше ненужных страданий и ещё больше невинных смертей».
«Это не то, Лорел. Это