— Простите, барин, но… течение воды станки крутить будет? Без лошадей, без людей?
— Без лошадей, без людей, — подтвердил я. — Энергия воды будет преобразовываться в энергию сжатого воздуха. Это называется пневматическая система.
— Пнев… пневма… — попытался повторить один из мастеров и сбился.
Григорий Сидоров вмешался:
— Мужики, я видел, как это работает. В Уваровке, у Егора Андреевича. Там стоит такая штука — вода течёт, крутит колесо, колесо меха приводит в ход, меха воздух нагнетают. Работает как часы.
— Ты видел? — недоверчиво спросил Василий.
— Своими глазами, — твёрдо ответил Григорий. — Более того — я сам видел как работают там механизмы. Так что знаю, о чём говорю.
Это подействовало. Мужики оживились, посыпались вопросы:
— А как оно крутится?
— А не сломается?
— А зимой не замёрзнет?
Я поднял руку, успокаивая:
— Мужики, по порядку. Сейчас я вам всё объясню и покажу. Но сначала — кто из вас лучше всех реку знает? Кто здесь живёт рядом?
Вперёд вышел невысокий коренастый мужик лет тридцати:
— Я, барин. Семён Игнатьев. Тут через дорогу дом мой стоит. Всю жизнь на этой реке.
— Отлично, Семён, — обрадовался я. — Скажи, где здесь самое сильное течение?
Он не раздумывая показал на место метрах в десяти от берега:
— Вот тут, барин. Посередине русло идёт, самое быстрое место. Лёд там тоньше, потому что вода под ним всё время движется.
— Покажи поближе, — попросил я.
Мы подошли к краю льда. Семён взял длинный шест и начал простукивать лёд, продвигаясь в сторону середины реки. Я шёл следом, остальные — за мной.
— Вот, барин, — остановился он, ткнув шестом в лёд. — Здесь. Слышите, звук другой? Лёд тут тоньше, а под ним течение сильное.
Я присел, прислушался. Действительно — слышался глухой шум воды, бегущей под льдом.
— Идеально, — выпрямился я, оглядываясь. — Значит, здесь и будем строить.
Я повернулся к Григорию:
— Смотри, Григорий. Нужно сделать площадку. Режете лёд по периметру — квадрат примерно четыре на шесть аршинов. Удаляете лёд. Забиваете опоры — крепкие брёвна, как сваи. Обкладываете их камнями. На опоры — настил из толстых досок. Всё как у меня в Уваровке, только здесь не три меха, а двенадцать — четыре группы по три. Понял? — Посмотрел я на Григория.
Тот сосредоточенно кивал, записывая что-то в тетрадку, которая была ещё в Уваровке:
— Понял. Четыре на шесть. Опоры. Настил. Двенадцать мехов.
— Высоту сами рассчитаете, — продолжал я. — Главное, чтоб паводком весенним не топило. Спроси у местных, до какого уровня вода поднимается.
Семён Игнатьев тут же вызвался:
— Я знаю, барин! Весной вода поднимается аршина на два выше обычного уровня. Иногда и больше, если снега много было. Вот тут по берегу видно, — махнул он рукой.
— Значит, — прикинул я, — площадку нужно поднять аршина на три над нынешним уровнем воды. С запасом.
Григорий записал.
— Опоры укрепите, — добавил я, — чтоб льдом при ледоходе не снесло. Вокруг каждой опоры сделайте защиту — конструкцию из толстых брёвен, чтобы лёд разбивался о них, не доходя до самих свай.
— Как ледорез на носу корабля? — уточнил Григорий.
— Именно так, — одобрил я. — Видишь, ты уже думаешь правильно.
Он удовлетворённо кивнул, продолжая записывать.
— Площадку закрывайте, — велел я. — Крышу сделайте, стены — хотя бы лёгкие, чтоб от ветра и снега защищало. Назначьте кого-то, кто следить будет, чтобы лёд не намерзал. В морозы это важно.
— А если всё равно намёрзнет? — спросил Василий Кузьмич.
— Печку поставьте, — ответил я. — Небольшую, чугунную. Савелий Кузьмич если что поможет — он знает как её делать. Топить будете по мере необходимости, чтобы температура не падала ниже нуля.
Мужики переглянулись. Один из них пробормотал:
— Печка на реке… Век живи — век учись.
Я продолжал:
— Дальше — делаете компрессионную камеру. Это большая герметичная ёмкость, куда все двенадцать мехов будут воздух нагнетать. От камеры — труба к заводу. По этой трубе сжатый воздух пойдёт в цеха.
— А камеру из чего делать? — спросил Григорий.
— Из толстого железа, — ответил я. — Савелий Кузьмич уже начал работу над такой. Вам нужно будет с ним проработать вместе.
— Понял, — кивнул Григорий.
— Трубы, — я повернулся к генералу Давыдову. — Савелий Кузьмич говорил, что почти готовы?
— Да, — подтвердил генерал. — Дней через пять-семь будут готовы полностью.
— Отлично, — я снова обратился к Григорию. — Начинайте с того, что есть. Прокладывайте, устанавливайте их от компрессионной камеры прямо к цехам. Тяните главную магистраль — по земле, но заглублённую, чтоб не мешала. Как будут готовы остальные — уже в цехах — вдоль стен, на кронштейнах. У каждого станка — ответвление с запорным краном.
Григорий кивал, не переставая писать. Остальные мужики слушали с нарастающим интересом.
— Вопросы есть? — спросил я, оглядывая всех.
Василий Кузьмич поднял руку:
— Барин, а сколько времени на всё это уйдёт?
— Недели три-четыре, если работать без перерывов, — ответил я. — Площадку построить — неделя. Турбины установить, меха смонтировать — ещё неделя. Компрессионную камеру выковать да спаять — дня три-четыре. Трубы проложить — неделя. Плюс время на проверку и настройку.
— Много работы, — вздохнул кто-то из мужиков.
— Зато полезной, — возразил Григорий. — Когда всё заработает — вы сами увидите, какая это штука удобная.
Генерал Давыдов вмешался:
— Мужики, работа будет оплачиваться хорошо. Двойная ставка за каждый день. Плюс премия, если уложитесь в срок.
Это подействовало. Лица посветлели, мужики заговорили оживлённей.
Я достал из кармана свёрнутый лист бумаги:
— Вот, Григорий, держи. Здесь схема всей системы — как турбины устанавливать, как меха крепить, как всё соединять. Изучи внимательно, а если вопросы будут — найди меня — объясню.
Григорий принял лист, развернул, тут же начал изучать. Его брови то поднимались, то опускались — видно было, как он мысленно прикидывает, как это всё будет выглядеть в реальности.
— Сложно, — наконец признался он, — но выполнимо. Особенно если по вашим чертежам работать.
— Вот и славно, — сказал я. — Ты у нас мастер опытный, справишься. А мужики помогут.
Давыдов повернулся к Василию Кузьмичу:
— Василий, собирай бригаду.