Она проводила меня до двери, поцеловала:
— Удачи, Егорушка.
Я вышел во двор. Захар и Ричард уже ждали у саней. Ричард выглядел взволнованным — держал в руках толстую папку с бумагами.
— Ну что, поехали? — спросил я.
— Поехали! — с энтузиазмом ответил Ричард.
Мы сели в сани и отправились.
— Человек от Ивана Дмитриевича сказал адрес — улица недалеко от центра, в пяти минутах ходьбы от храма, — сказал Захар. — Быстро доедем.
Минут через двадцать мы подъехали. Передо мной возник большой двухэтажный особняк — добротное каменное здание с высокими окнами, крепкими дверями и широким крыльцом. Вокруг был небольшой двор, обнесённый забором.
— Вот это да, — присвистнул я, выходя из саней. — Большой.
— По восемь-десять комнат на каждом этаже, — сказал подошедший к нам Иван Дмитриевич. — Бывший купеческий особняк. Хозяин разорился, имущество отошло государству. Теперь ваше.
— Иван Дмитриевич, спасибо, — сказал я искренне. — Это действительно подходящее место.
Он улыбнулся:
— Не за что, Егор Андреевич. Государство заинтересовано в развитии медицины. А вы с Ричардом — как раз те люди, которые это развитие обеспечат.
Мы поднялись на крыльцо. Иван Дмитриевич достал ключи, открыл массивную дубовую дверь. Мы вошли внутрь.
Просторный холл с высокими потолками, широкая лестница на второй этаж, двери, ведущие в боковые комнаты. Пахло пылью и запустением — явно здание долго пустовало.
— Ну что, господа, — сказал Иван Дмитриевич, — давайте осмотрим. Я покажу, что где находится, а вы уже решите, как распланировать.
Мы начали обход. Иван Дмитриевич открывал двери, показывал комнаты. Ричард внимательно осматривал каждое помещение, что-то записывал в свою тетрадь, что-то бормотал себе под нос по-английски.
— Вот эта комната, — открыл Иван Дмитриевич очередную дверь, — самая большая на первом этаже. Окна на юг, света много.
Я вошёл, осмотрелся. Действительно большая — метров тридцать квадратных, наверное. Высокие потолки, большое окно.
— Отлично подойдёт для операционной, — сказал Ричард, подходя к окну. — Света достаточно, потолки высокие — воздух будет циркулировать хорошо. Нужно только хорошо помыть, побелить стены для чистоты, установить операционный стол, полки для инструментов…
Он продолжал перечислять, я слушал, кивая. Мы с ним уже обсуждали всё это, но видеть реальное помещение было совсем другое дело.
Потом мы прошлись по остальным комнатам первого этажа. Ричард уже мысленно распределял их: вот здесь будет перевязочная, здесь — кабинет для приёма, здесь — аптека с лекарствами и инструментами, здесь — комната для персонала.
Поднялись на второй этаж. Здесь комнаты были поменьше, но их было больше.
— Палаты для пациентов, — сразу определил Ричард. — По две-три кровати в каждой. Можно разделить на мужские и женские отделения.
Одна комната в конце коридора была особенно большой, с высоким потолком и хорошим освещением.
— А вот это, — сказал я, осматриваясь, — отлично подойдёт для лекционной комнаты. Поставим скамьи рядами, доску для записей, стол для лектора.
— Да, — согласился Ричард. — Здесь будем собирать лекарей, проводить обучение.
Мы увлеклись. Ходили по комнатам, обсуждали детали, планировали. Ричард записывал, рисовал схемы, я добавлял свои идеи. Иван Дмитриевич слушал, иногда вставлял комментарии, но в основном давал нам полную свободу.
В какой-то момент я заметил, что Ивана Дмитриевича рядом нет. Обернулся — он стоял у окна в конце коридора, о чём-то задумавшись.
— Иван Дмитриевич, — окликнул я, — всё в порядке?
Он вздрогнул, повернулся:
— А? Да-да, всё хорошо. Простите, задумался. Вы продолжайте, я сейчас.
Он вышел из комнаты, спустился вниз. Я пожал плечами и вернулся к обсуждению с Ричардом.
Мы закончили осмотр второго этажа и пошли обратно в холл, спускаясь по лестнице. Ричард был в восторге:
— Егор Андреевич, это замечательное здание! Всё, что нужно — помещения просторные, светлые, расположение удобное. Нужно только привести всё в порядок, закупить оборудование, и можем открываться!
— Сколько времени понадобится на подготовку? — спросил я.
Ричард задумался:
— Если работать без остановки… Месяц-полтора. Нужно сделать ремонт, покрасить стены, установить мебель, закупить инструменты, лекарства. Плюс нанять персонал — медсестёр, санитаров.
Спустившись вниз, хотел что-то уточнить у Ивана Дмитриевича, но его нигде не было видно. Странно. Может, вышел во двор?
Я подошёл к входной двери, собираясь выйти, когда она вдруг распахнулась. На пороге стояла графиня Елизавета Павловна собственной персоной.
Мы оба замерли, уставившись друг на друга. Она явно не ожидала меня здесь увидеть — на её лице промелькнуло удивление, которое она быстро попыталась скрыть за холодной маской.
— Егор Андреевич, — произнесла она ледяным тоном. — Какая… неожиданность.
— Графиня, — поздоровался я так же холодно. — Действительно неожиданно.
Я огляделся. Холл был пуст — Ричард еще был на лестнице, разглядывая что-то в своем блокноте, Иван Дмитриевич куда-то исчез. Мы остались вдвоём.
Повисла напряжённая тишина. Графиня стояла в дверях, явно не зная, войти ей или уйти. Я стоял посреди холла, не собираясь уступать дорогу.
И тут меня что-то подтолкнуло. Может, накопившееся раздражение, может, усталость от всех этих интриг. Но я решил говорить прямо.
— Графиня, — начал я спокойно, но твёрдо, — скажите, зачем вы плетёте интриги вокруг меня?
Она вздёрнула подбородок:
— Не понимаю, о чём вы.
— Понимаете, — не отступал я. — Вы распространяете слухи, что я якобы создаю заговор против градоначальника. Что я использую свои связи для контроля над промышленностью. Что я опасен. Зачем вам это?
На её лице отразилась целая гамма эмоций — удивление, что я знаю, злость, что я осмелился спросить напрямую, и какое-то безумное торжество.
— Зачем? — она сделала шаг вперёд, глаза её сверкнули. — Вы спрашиваете, зачем?
— Да, — кивнул я. — Именно это я и спрашиваю.
И тут её прорвало. Вся эта холодная аристократическая маска слетела, обнажив настоящее лицо — злое, мстительное, истеричное.
— Потому что мне никто не смеет отказывать! — выкрикнула она, голос её сорвался на визг. — Никто! Когда я чего-то хочу — мне это дают! Немедленно! Без вопросов!
Я стоял, ошарашенный её внезапным взрывом.
— Вы обязаны были мне сказать! — продолжала она, размахивая руками. — Обязаны! Эти рецепты, эти лекарства, эти секреты — я хотела их знать! А вы отказали! Мне! Графине!
— Графиня, это были семейные секреты, — попытался вставить я, но она не слушала.
— Никаких «семейных секретов»! —