Серебристая жидкость хлынула в вены, синевой разбегаясь под кожей.
Я могла лишь наблюдать.
Оркестр заиграл «Траурный марш» Шопена.
Спартанец заговорил гулким голосом, словно я оказалась под водой.
– Согласно закону Спартанской Федерации о тестировании, мы вкололи тебе очищенный адреналин в дозе, достаточной, чтобы убить циклопа… Если ты действительно брошенный мут Спартанцев – а это большая редкость, – то ты выживешь. – Он с сомнением посмотрел на таймер. – Но если ты человек, если ты незаконно приобрела спартанскую кровь на черном рынке и солгала, то умрешь через три минуты.
Он нажал на таймер.
От щелчка меня начало тошнить сильнее. Все больше учеников всхлипывали, хотя мне была непонятна их реакция, ведь это не им осталось жить считаные минуты.
Я тупо уставилась на иглу в своей руке.
Проклятье.
Сердце ушло в пятки.
Чарли будет вне себя от горя.
И это не говоря о том, что Карл Гаусс доказал фундаментальную теорему алгебры в двадцать один год, а я до сих пор не открыла в математике ничего нового. Как стыдно.
Спартанец прервал мои душевные терзания.
– Какие же люди смешные. Очередная девчонка считает, что может обхитрить всех и приблизиться к Багровому дуэту. Просто гребаная эпидемия. – Он насмешливо хмыкнул. – Кронос, защити нас от этой идиотской веб-страницы. Ты профукала свою жизнь, юная леди. И ради чего? Ты вот-вот умрешь. А сама небось продолжаешь фантазировать о Багровом дуэте, как идиотка…
Если я умру прямо сейчас, я никогда не докажу гипотезу Римана. Еще несколько месяцев, и она была бы у меня в кармане.
Спартанец с отвращением покачал головой.
– Уже много веков не рождалось ни одного мута женского пола, – продолжал он. – Среди нового поколения Спартанцев есть наследницы, но все они самые благородные и чистокровные из нас. Ты им не чета.
Он закашлялся, словно одна только мысль о том, чтобы сравнить меня с наследницами, вызывала в нем отвращение, и продолжил разглагольствовать:
– Наследница никогда бы не погибла во время Спартанской Бойни и уж точно не оказалась бы, – он с отвращением оглядел комнату, – в этой дыре.
Он подернул плечами и сказал что-то о бесчестии и необходимости отстаивать чистоту устоев Дома.
Затем снова покачал головой.
– Ни один Спартанец никогда добровольно не откажется от ребенка женского пола, кем бы она ни была. Это кощунство. – Его лицо исказилось от ужаса. – У нас так мало женщин.
Мы неловко посмотрели друг на друга. Пауза затягивалась.
Неужели он хочет, чтобы я что-то сказала?
Я продолжала молчать.
К сожалению, он принял молчание за разрешение продолжать.
– И знаешь что? Ты далеко не первая. В прошлом году у нас было восемнадцать ложноположительных тестов. И все как одна притворщицы. Думаешь мне нравится тратить ресурсы на прыжки по всему миру? И все ради сумасшедших фанаток, которых приходится убивать на хрен? О Кронос, как низко пало человечество! Поделюсь забавным фактом, раз уж тебя все равно скоро закопают: раньше муты принимали микродозы этой дряни, чтобы на равных соревноваться с наследницами, но все сошли с ума. Хотя не мне читать тебе лекцию о безумии…
Запиликал таймер. Второй Спартанец – тот, что все это время стоял молча, – удивленно уставился на него.
– Босс… смотри, – шокированный, он повернул экран к напарнику.
Теперь они смотрели на таймер вместе.
Потом на меня.
И снова на таймер.
– Встань, – неожиданно мягко сказал мне босс.
Он что, собирается сломать мне шею, потому что лекарства не помогли?
Я не двинулась с места.
Проклятье. Я морально не готова.
Я прикрыла шею руками.
– Алексис, ты должна его послушаться, – протараторила Никс. – Вставай сейчас же.
Я оттолкнулась от стола, помогая дрожащим коленям разогнуться, и подвигала корпусом, не совсем понимая, как следует себя вести.
Может, мне стоит размять шею для удобства? Или повернуться к нему, чтобы было легче?
Спартанцы смотрели на меня сверху вниз, словно телепатически говоря, чтобы я рухнула замертво, а я ждала, когда они нападут. Где-то в загробном мире меня ждал Карл Гаусс (я бредила).
Мы… продолжали… ждать.
От отчаяния я начала напевать себе под нос.
Кто бы мог подумать, что умирать будет так неловко?
– Черт, босс, превеликий Кронос, это… это все изменит. Кардинально.
Босс прочистил горло.
– Я знаю.
Он осторожно вытащил иглу из моей руки.
– Согласно статье три, – сказал он, – ты доказала, что являешься потерянной спартанской полукровкой. Настоящим ты объявляешься гражданкой Спарты.
Подождите… Что?
– Тебе девятнадцать лет? – мягко спросил он.
– Да, – прошептала я онемевшими губами.
Он громко сглотнул.
– Ты уже связана с каким-либо из двенадцати Спартанских Домов, включая наследство или спонсорство?
– Нет.
– Если ли у тебя предположения, к какому Дому ты могла бы относиться?
– Нет.
– Согласно поправкам к третьей статье, все Хтоники обязаны участвовать в турнире в восемнадцать лет. Они также обязаны присоединиться к Ассамблее смерти, если выживут после отбора. Есть ли у тебя основания считать, что ты относишься к Хтоникам?
– Нет.
– Тебя когда-нибудь вербовали Титаны? Ты с ними жила? Контактировала?
В голове кричал умоляющий голос приемного Отца: «Пожалуйста, вызовите Спартанцев. Пожалуйста, дети». Приемная Мать выла в агонии, когда ее разрывали на части.
– Н-нет, – ответила я.
– Есть ли у тебя основания полагать, что ты не заполнила оба слота на тестовом листке или что ты можешь происходить от существ?
– Нет, – хрипло прошептала я. Я не сплю. Это реально.
– Как тебя зовут?
– Алексис, – прочистила горло. – Хёрт.
Он сделал шаг ко мне.
– Согласно статье три, – его тон был серьезным. – Алексис Хёрт, теперь ты кандидат на поступление в Спартанскую военную академию… Бессмертие не право, а привилегия. Да направит тебя судьба, дитя Кроноса.
Время паниковать.
Он схватил меня за руку и прошептал:
– Domus.
Мир взорвался.
Вокруг меня заклубился дым. Мои нервы утонули в агонии, и я открыла рот, чтобы закричать, но тьма разорвала меня в клочья, реальность превратилась в…
Мучительная боль прекратилась.
Вокруг было очень шумно.
Я споткнулась.
Мы больше не были в спортзале с зеленым освещением.
Мы были снаружи.
Босс Спартанцев, тот самый страшный человек, который кричал на меня, нежно обхватил мое лицо руками.
– Удачи, дитя, она тебе понадобится, – в его голосе слышалось искреннее сожаление.
Вздохнув, он пошел прочь.
Небо было серым от моросящего дождя, и в воздухе ощущалась легкая прохлада, словно на дворе была весна, а не середина июля.
Я стояла на мокром песке.
В ушах звенело, пока я вертелась, открыв рот.
Вокруг меня возвышался мало заполненный стадион, но царственно выглядящие люди и животные на трибунах громко скандировали:
– Amor fati, memento mori… amor fati, memento mori… amor fati, memento mori!
Мурашки