Столы продолжили пустовать.
Все рухнули перед каминами, горящими в разных частях комнаты.
Я села к огню ногами. Обе приобрели тошнотворно голубоватый оттенок.
Будь я человеком, а не Спартанкой, их пришлось бы ампутировать. А так они скоро восстановятся.
Какая удача.
Рядом зашептались голоса, и волосы на затылке встали дыбом, словно кто-то следил за мной.
Я проигнорировала их, стиснув стучащие от холода зубы.
Пушистик-младший лизал мне лицо (от него пахло так, будто у него во рту что-то умерло), пока я лежала на полу перед камином. Онемевшее от холода тело постепенно отогревалось, и по коже разбегались неприятные мурашки. Я дрожала, словно в конвульсиях.
В знак солидарности Пушистик-младший заснул. Он храпел. Громко.
Когда меня перестало колотить, я встала на ноги, пошатываясь дошла до вытянутого кресла, рухнула в него и закрыла глаза.
Снаружи тихо лилась классическая музыка.
– Алексис? – сказал Максимум, и подушка подо мной зашевелилась.
Господь, это снова я.
Пожалуйста, помоги.
Я приоткрыла правый глаз. Он сидел рядом со мной на кресле, наклонившись вперед.
Лицо Максимума находилось в нескольких сантиметрах от моего.
– Я знаю, что сейчас не самое подходящее время, но… Я все ждал возможности остаться с тобой наедине, чтобы сказать это.
– Хм? – неопределенно хмыкнула я.
– Ты мне очень нравишься, – прошептал Максимум, наклоняясь все ближе. – Очень. Ты самая классная девушка, которую я когда-либо встречал.
Вероятно, он встречал не так много женщин.
– Эм-м, хорошо? – неловко ответила я, продолжая полулежать в кресле. Я не понимала, чего он от меня хочет. Почему он наклоняется все ниже?
У меня зачесалось в затылке.
Ледяные губы мягко прижались к моим.
Потрясенная, я сидела с широко раскрытыми глазами и только через секунду поняла, что он меня целует. Меня целует парень.
Поцелуй был… приятным? На самом деле в нем не было ничего особенного.
Лицо все еще не вернуло чувствительность.
Раздался свирепый звериный рык. Пушистик-младший, должно быть, проснулся.
Я сидела неподвижно и ждала, когда поцелуй закончится.
Наконец Максимум отстранился и открыл глаза.
Я впервые видела его лицо вблизи: у него была темная веснушка над верхней губой, а глаза были нежно-карими, с маленькими золотыми крапинками.
Он ослепительно улыбнулся.
– Это было очень приятно, – прошептал он, аккуратно подцепил выбившийся на шее локон большим и указательным пальцем.
Я издала нечленораздельный звук.
– Давай как-нибудь повторим. – Он подмигнул и поцеловал меня в лоб, прежде чем я успела отстраниться. Затем он направился к камину на другой стороне библиотеки.
Я потрясенно моргнула.
Пушистик-младший громко храпел.
Ошеломленная и немного растерянная, я сползла на ковер и сунула ноги в открытое пламя.
На этот раз я почувствовала приятный жар. Он отвлекал меня от метавшихся в голове мыслей.
После инцидента с поцелуем остальные дни прошли как в тумане.
Август снова объявил, что я заняла первое место в классе, но на этот раз он смотрел на меня с грозным прищуром, и жилка билась у него на лбу. Он выглядел злее обычного, а это тревожный знак.
Когда Патро и Ахиллес вернулись, мне отчаянно хотелось покинуть ледяную гору.
Я вздохнула с облегчением, только когда мы телепортировались.
Температура на Корфу была умеренной, но ледяной холод пронизывал меня до костей. Спальня отапливалась, поэтому я стояла рядом с решеткой вентиляции, оттаивая под потоками теплого воздуха в своей толстовке с черепом.
Однажды ко мне заглянула Елена и дала гель для душа с запахом розы и небольшой тюбик – по ее словам, увлажняющий крем для лица с частицами золота.
Я намазала им потрескавшиеся ноги.
Никс наконец проснулась. Она взглянула на Пушистика-младшего и тут же вернулась в анабиоз, чтобы не убить его ненароком.
По крайней мере, мне показалось, что она сказала именно это.
Трудно было разобрать.
Пэпэ при виде Пушистика-младшего убежала, а Неро оскалился.
А я в это время набивала рот пирожными и запивала их водой, стоя у раскаленной решетки камина.
Играла классическая музыка.
Мужские голоса кричали друг на друга, но я не обращала внимания. В данный момент я не хотела ничего знать.
На дворе стоял январь, а значит, до Бала Дебютантов и Церемонии вступления в Ассамблею смерти оставалось всего четырнадцать дней.
И я буду свободна.
Еще немного – и я переживу Горнило.
Но возвращаться в академию пришлось слишком скоро.
Патро и Ахиллес мягко коснулись нас с Пушистиком-младшим и телепортировали прочь с Корфу.
Внутренне содрогаясь, я вернулась в обледеневший класс.
Села на свое место и устало вздохнула.
– Где Максимум? – раздраженно спросил Август. Под глазами у него были темные круги, а под острыми скулами залегли тени, словно он не спал с тех пор, как мы виделись в последний раз, и похудел от стресса.
Дрекс посмотрел на меня, я же пожала плечами в ответ. Недоумевая, мы ждали начала наших последних двух недель ада.
Генерал Клеандр нажал кнопку на своем пейджере, и появился Риакс Дионис.
– Где твой подопечный? – потребовал генерал.
Риакс низко склонил голову, и ворон-альбинос на его плече повторил за ним.
– Он отправился домой на выходные и не вернулся. Я связался с Домом Геры, и они сказали, что он сбежал. С тех пор мы его не видели и не слышали.
Генерал усмехнулся.
– Вот трус. Ты свободен.
– Да, генерал. – Риакс исчез в облаке дыма.
Мы с Дрексом посмотрели друг на друга расширившимися глазами.
Он не мог сбежать за пару недель до окончания. Что-то внутри меня оборвалось, и я прижала Пушистика-младшего к груди.
Занятия прошли как в тумане. Я почти ничего не слышала.
Когда генерал объявил о перерыве в библиотеке, я вслепую зашла внутрь. Рухнула на свое место.
Моя нога пнула что-то под столом.
Нет.
Пожалуйста, нет.
Я замерла.
Все закружилось, и я упала со стула.
– Ты в порядке? – спросил Дрекс.
Пушистик-младший заскулил и принялся обнюхивать мое лицо.
Я лежала на полу.
Под моим стулом стояла коробка средних размеров.
Обитая красным бархатом и перевязанная черным шелковым бантом с золотой отделкой.
Словно зомби я проползла под столом, сорвала обертку и сняла крышку.
Я должна была убедиться.
Обязана.
Я медленно заглянула внутрь.
Над губами с черной родинкой в уголке лежали два впалых глаза – нежно-коричневые с золотыми крапинками. Окровавленный большой и указательный палец касались друг друга, словно что-то сжимали.
Части тела Максимума лежали на черной упаковочной бумаге. Под ними что-то поблескивало.
Он мертв.
И почему-то из-за меня.
Желчь обожгла горло, и я закашлялась.
Трясущимися руками я закрыла коробку и засунула ее в