Еще один лестничный пролет, и Мэрион услышала, как гремит на ветру расшатанная черепица, как последователи вопят, ломают и крушат Айнфель, продолжая его исследовать. В спальне на чердаке было арочное окно, разделенное на две части. Стол, еще одна кровать. Журналы и газеты, стопками и хаотично разбросанные. Что-то покатилось, соприкоснувшись с ее ботинком; это оказалась пустая жестяная банка из-под напитка без сахара под названием «Сладость», который, как вспомнила Мэрион, испытал всплеск популярности на Востоке незадолго до начала войны. Никаких игрушек, но была одна детская книга, которая легко открылась на странице со словом «собака». Мэрион села на кровать. Поднесла к лицу серые простыни, но ощутила лишь запах царившего в Айнфеле запустения. Да, то самое место. Но не осталось сомнений, что обитатели Айнфеля давно ушли или, скорее всего, их отправили трудиться на нужды фронта, ведь война забирала все.
Время шло. Дом продолжал шевелиться и поскрипывать, ветер – тихо шептать и петь. Какой бы нелепой ни казалась эта мысль женщине, которая когда-то была Мэрион Прайс, ее как будто пытались утешить. В конце концов, это была не такая уж страшная жизнь. Разве она сама в детстве не спала на сене, вдыхая запах дыма и рыбы? Она встала, медленно спустилась по лестнице и вышла из дома, чье пятно относительно новой черепицы выглядело чьей-то дурной шуткой.
Несмотря на кажущееся запустение, последователи нашли в одном из амбаров Айнфеля изобильные запасы продовольствия, собранные еще до войны и в основном хорошо сохранившиеся. У разведенных костров пили, ели, кричали. Мэрион предлагали присоединиться, не потому что знали ее или им было до нее дело, просто после скудных сменниц наконец-то было чем делиться. Она побрела дальше. За редкой рощицей посреди зимнего пастбища стояло белое здание. Оно выглядело почти современным, и все последователи, которые не растаскивали содержимое амбара, кишели вокруг него. Стулья и прочую мебель выкидывали из разбитых окон просто ради забавы. Внутри сумбурное разрушение приобрело еще более впечатляющий размах. Повсюду были раскиданы старые документы. В своеобразном музее, расположенном отдельно от приемной и кабинетов, последователи весело гремели кандалами и охали над старыми книгами и картинками с изображением различных вариаций измененных. То, что испортили в соседнем помещении, куда сильнее расстроило Мэрион: там был вполне достойный медпункт с койками и ширмами, и ее ноздри затрепетали от запаха препаратов, небрежно выкинутых из шкафчиков и разлившихся по полу. Ее инстинкты пробудились. После всего, что она сегодня нашла и не нашла, надо было сделать хоть что-нибудь.
Вскоре у нее уже было что-то вроде расписания нарядов. Все потенциально полезные лекарства следовало разложить по коробкам и завернуть в бумаги из старых папок. Чтобы обработать множество мелких травм – ибо последователи по определению были ходячими ранеными, – Мэрион распределила обязанности среди тех, кто вызвался помочь. Она скинула шинель и закатала рукава. Она даже сняла шапку. Но если кто и упоминал легендарную Мэрион в ее присутствии, то не чаще, чем это случилось бы с другим толковым медиком в такие времена. В конце концов, настоящая Мэрион Прайс вытаскивала бы шипы из кожи очередного бедолаги так, чтобы он не вопил от боли, и еще она бы не выглядела такой усталой. Так или иначе, работа воодушевляла; она теперь имела дело не с людьми, а с болезнями и жалобами, у нее была пикриновая кислота для ожогов и перекись водорода для порезов, а также медицинский спирт, йод и слабое, обнадеживающее свечение новых швов. К середине дня она оказала помощь всем, кто в ней нуждался, и все, что представляло медицинскую ценность, унесли на улицу и сложили в повозку.
Она нашла Ральфа в задней части здания сидящим на старом стуле и смотрящим на седеющие деревья.
– Здесь ничего нет, – сказала она, подтаскивая другой стул. – И никого.
– Ты уверена, что это правда – то, что рассказала тебе сестра, то, что ты видела в том месте в Бристоле?
Она вздрогнула. Надо было все-таки взять тот плащ. Но кто-то другой все равно уже нашел его и, вероятно, нуждался в нем больше, чем она. Дом с залатанной крышей разграбят, как и все прочие, да и в любом случае, разве она нашла там что-то важное?
– Во время войны люди теряются, Мэрион. Вряд ли ты нуждаешься в этом напоминании. Но ничто не потеряно навсегда. Еще нет. У меня все еще такое чувство, будто мы пока не дошли.
– В Инверкомб?
– Все именно так, как сказала Владычица жуков. Айнфель – это перевалочный пункт. То, что ты там делала, помогая этим людям, – это тоже часть того, почему мы здесь и что должно случиться.
Она пожала плечами. Ральф выглядел и разговаривал точно так же, как все остальные последователи; на самом деле, намного хуже кое-кого. Что за ерунда и чепуха.
– Никто не узнает во мне Мэрион Прайс.
– Разве ты не этого хотела?
Мэрион перевела дыхание. Внезапно она разозлилась. На это место, на этого мужчину, на все нелепые грезы и речовки.
– Я хочу знать, что случилось с моим сыном, Ральф! Неужели, черт возьми, я так много прошу?
Она оставила его и направилась к деревьям, окутанным сумерками. Там, где лес становился реже, играли блики света. Также появились новые признаки обжитости. Деревья были увешаны завитками коры, причудливыми переплетениями жести, тряпок и кухонной утвари. Участок земли был вымощен обеденными тарелками. Все сгнило и заржавело, но замерзшие ленты и крышки от бутылок звенели, как колокольчики. Украшенные льдом деревья сверкали, как люстры.
Бах! Бах! Бах!
Выстрелы и крики раздавались впереди, там, где последователи собрались на широкой поляне. Мэрион наблюдала за ними из-за деревьев. Неужели они что-то нашли? Или кого-то? Но нет… просто еще более странные сочетания повседневных вещей. Цветочные узоры из шестеренок, шпалер и клавиш пианино. Между деревьями была натянута старая рыболовная сеть с резиновыми сосками от детских бутылочек, шаткий вигвам из старых досок пытались превратить в костер, а другие последователи прыгали и палили из оружия, пока Владычица жуков хлопала радужными крыльями.
На дальней стороне поляны стояло небольшое приземистое кирпичное здание. Это было что-то вроде подстанции; Мэрион узнала знаки Гильдии телеграфистов на кирпичах. Она нырнула в разбитый дверной проем, когда неистовое пение усилилось. Там было сыро, но обстановка удивительным образом уцелела, зеркало телефона поблескивало, а рядом стоял стул. Свет от костра проник через дверной проем, и беспокойные отблески запрыгали по ее отражению. Образ проступал фрагментами
в мутноватом стекле, намекая на что-то, вторя танцу языков пламени. Когда она в