Клейд знал, что есть час до того, как придут надзиратели, чтобы разбудить их тычками и криками. Будут проблемы – надзиратели всегда сердились и расстраивались, если что-то ломалось, и как же они отреагируют на Иду в таком состоянии? Разум Клейда, пока он бродил среди сломанных стульев, а мертвые глаза Иды глядели на него с изуродованного лица, кипел от торопливых практичных соображений, а потом юноша начал толкать дверь. В щель проникало все больше света и птичьего пения. Клейд толкал. В какой-то момент дверь распахнулась, и Клейд выскочил наружу. Клейд бежал. Клейд освободился.
Солнце уже взошло, местечко под названием Дройтвич окуталось паутиной шума и света, и Клейд пролез под живой изгородью как раз в тот момент, когда солдат западной армии спустился с холма, отпихнул нескольких последователей и приказал им убираться к черту. Но его мысли явно были чем-то заняты, и орудия уже перекликались друг с другом. Над головой раздавался свист, поднимались клубы дыма и пахло разрытой землей. Вскоре Клейд остался один, и теперь песня войны окружала его со всех сторон, ее выражали запахи, заклинания и дым. Горячий пар поднимался неподалеку от кратера, чьи края под воздействием остаточного тепла и эфира излучали гнойное сияние, и Клейд спросил себя, почему его вообще тянуло к подобным сценам после того, как он сбежал из сарая с останками Иды. Отчасти, предположил он, причина в песне битвы. А еще в том, что взрывчатка пахла горесладом. Его тянуло туда, где прошла война: в почти заброшенные городки, где в какой-нибудь кладовой или магазине можно было обнаружить забытую банку Сладости и вскрыть осколком снаряда или камня. Он наткнулся на первую группу последователей, которые веселились на кладбище и пили церковное вино. Они не обратили внимания на его шепелявость и странный акцент. Они рассмеялись, когда Клейд сказал, что он из Айнфеля и один из Избранных, и к тому же показал нетронутое левое запястье. Они предложили ему наполненную до краев красную чашу, которую передавали друг другу, и голова Клейда наполнилась видениями и песнями. Несмотря на похмелье с болью и рвотой, он был счастлив присоединиться к последователям, стать таким же неприкаянным, как они.
Последователи на самом деле не пировали на телах павших, как утверждали некоторые люди. Они также не уродовали трупы – по крайней мере, так поступали очень немногие. Они воровали, это правда, и кое-кто называл себя сыном Старейшины, посланным на Землю, или самой Мэрион Прайс, способной исцелять одним прикосновением. Были среди последователей совершенно обычные жены и матери, увязшие в поисках своих мужей и сыновей. Попадались даже Избранные; Клейд замечал знаки, хотя большинство обычно не обращало на них никакого внимания, и они умирали или исчезали до того, как преображение завершалось должным образом.
Бабах!
Клейд пригнулся и повернулся. Вокруг него что-то засвистело. Повсюду был дым. Люди распростерлись в грязи на поле битвы. Возможно, пустили галлюгаз. Солдаты его очень боялись, а Клейду нравились причудливые видения, которые он приносил. Мимо протопало ревущее чудище: стервятник вдвое выше человеческого роста, с торчащими из пасти бивнями. Дымно рыгнула мина, и от стервятника осталось лишь мясо.
– Эй-эй-эй…
Клейд поступил наиболее логичным образом – повернулся на голос. Последовательница, одетая во что-то звонкое и блестящее, подбежала к нему. Он ее смутно узнал и подчинился, когда она схватила его за руки и потянула.
– Эй, ты же так погибнешь!
Она потащила его вдоль канавы в более защищенное место. Клейд выглянул через наполовину засыпанный пролом в низкой стене. Что-то просвистело над ними, и дерево взлетело на воздух, зашипел вскипевший сок. Ветки загорелись.
– Просто подождем здесь, ладно? Сиди смирно и уцелеешь…
Клейд не был так уверен, но не стал возражать. Эта неготовность перечить была частью боевой песни. Та же история, что с Милым Мальчиком; один из тех куплетов, которые Клейд забывал, едва услышав. Его спутница успокоилась. В ярком свете пылающего дерева ее наряд выглядел особенно эффектно, ибо она украсила сероватые лохмотья множеством разнообразных насекомых. Всяких, от тех крошек, которых Клейд находил копошащимися на собственном теле, и до огромных драконьих вшей с твердыми разноцветными панцирями, которыми кишели склады боеприпасов. Некоторые, подумал Клейд, заметив в угасающем свете пылающего древа, что они продолжали шевелиться, могли быть еще живы.
– Мощная битва, да? Такой мы еще не видели. – Женщина – тут Клейд вспомнил, что она называла себя Владычицей жуков, – посмотрела на него глазами, обрамленными чернотой усталости и сажи. – Как думаешь, кто победит?
Клейд пожал плечами.
– Лично я думаю, что нам крышка… в смысле, Западу…
Клейд кивнул. Хотя он и понимал, что это смахивает на предательство, ему давно наскучили разговоры о войне, и к тому же еще один стервятник ревел слишком близко, чтобы можно было не переживать.
Владычица жуков наклонилась вперед. Покопалась в недрах своей мантии из насекомых и вытащила клочок газеты, на котором виднелись знакомые голова и плечи. Как раз в этот момент орудия выкрикнули имя. МЭ-РИ-ОН.
– Я знала ее, – выдохнула женщина, когда земля содрогнулась от нового взрыва. – Давным-давно, когда она была девчонкой…
Стервятник уже удалился, но в тот момент, когда слова посыпались из уст Владычицы жуков, словно камешки, Клейд испытал такое чувство, будто его настиг сам рок. Перекрикивая грохот сражения, она рассказала, как когда-то жила в местечке под названием Латтрелл, совершая необходимые светские визиты со своим мужем-врачом, пока однажды лето не скрасил приезд вельграндмистрис и ее больного сына в прекрасный особняк неподалеку. Он назывался Инверкомб и был таким восхитительным, что Владычица жуков очень жалела, что не навещала его почаще, когда могла, тем более что теперь от него остались руины.
Песнь битвы затихла вокруг них, но продолжала