В комнату заглянула Алессандра, на ее переднике запеклись пятна крови.
– Прибыли на чай гости, сэр. Они в комнате экономки.
– Пойдем, прекрасная Линор. Покажу тебе мою самую любимую в этом доме комнату. Мне в детстве нравилось у экономки больше, чем в гостиной Катрионы. Хотя у миссис Трелвью и пахло ужасно старым печеньем.
Дамиан взял ее под руку и обнаружил, что молодая женщина дрожит. Хотелось обнять ее и прижать к себе, но он побоялся, что это будет неверно истолковано. Да Дамиан и сам не знал, чем продиктовано это желание.
Комната экономки сохранила прежний уют. Миссис Трелвью обставила ее в соответствии со своим вкусом светлой изящной мебелью, избегая всего массивного, темного и странного. Это была самая обыкновенная, самая простая комната в доме. Единственным украшением ее была сейчас картина над камином: симпатичный любительский пейзаж, написанный кем-то из Гамильтонов, а раньше здесь стояли в серебряных рамках портреты родственников миссис Трелвью и висели премилые акварели ее собственной кисти.
Гостьи, усевшись вокруг небольшого круглого столика, накрытого белой скатертью, вышитой васильками по углам, степенно пили чай, с немалым достоинством споря о рецепте какого-то пирога. Молли-Мэй Грейсон оказалась пухлой, словно румяная сдобная булочка. Лиллиан Гварди же – наоборот – худой и даже костлявой. Увидев хозяина дома, обе они вскочили и попытались сделать реверанс. Дамиан жестом усадил их обратно и выдвинул стул для Элинор.
– Добрый день, милые дамы. Не нужно церемоний. Я здесь, чтобы задать вам несколько вопросов о колледже Святой Маргариты, если вы позволите.
Поварихи удивленно переглянулись. Потом, улыбнувшись, они кивнули со степенной важностью. Улыбнулась и Элинор, которая все еще слабо дрожала от все того же затаенного страха. Дамиан ее понимал сейчас, ему и самому не хотелось вспоминать многие моменты из своего прошлого.
– Это было прекрасное место, сэр, – с жаром ответила Молли-Мэй.
– Словно клумба, полная нежных цветов, – поддакнула Лиллиан.
– Чудесно. Только я бы хотел узнать правду.
Поварихи переглянулись.
– Дрянное это было место, если разобраться, – осторожно начала Лиллиан. – Нас-то, сэр, ясное дело, никто не спрашивал, но уж мы бы отсоветовали там открывать школу.
– Там то и дело появлялись странные люди, – кивнула Молли-Мэй. – Дурные люди с головами, полными дурных мыслей.
– А что вы скажете о Доре Февершем? – вдруг спросила Элинор.
Поварихи снова переглянулись. Дамиана этот вопрос встревожил. Неужели Элинор так переживает из-за убийства соученицы? Впрочем, разве не для разговора именно об этих событиях он и позвал гостей?
– Я училась в колледже, – пояснила Элинор. – Заканчивала в тот самый год, когда школу закрыли. Меня зовут Элинор Кармайкл.
– О, мисс! – Молли-Мэй немного побледнела и всплеснула руками. – Так это вас…
– Мы, конечно же, помним Дору Февершем, – встряла Лиллиан, оборвав подругу. – Ох, и противная была особа, скажу я вам! Все бы ей другим пакости делать. А уж ее горничная! Она жила со всей прислугой на одном этаже, но чванилась, будто леди. И скрытничала страшно. Никому-то не позволяла в свою комнату заходить. Грозилась, мол, руки-ноги отсохнут у того, кто войдет.
– А уж пахло оттуда, – поддержала Молли-Мэй. – Травы, пряности всякие. Словно из ведьминого котла.
Обе они пугливо посмотрели на Дамиана, не зная, можно ли распространяться дальше.
– По-вашему, она была ведьмой? – спросила Элинор.
Поварихи облегченно вздохнули.
– Да, мисс, – кивнула Молли-Мэй. – Выходит, что так. Но не такой, как мы. Чужеродной.
– А сама Дора? Она тоже?..
– Испорченная девчонка, мисс, это уж точно. Но были ли у нее какие-то особые силы, мы тогда не разобрались.
Снова они замолкли. Было видно, что им обеим есть что рассказать, но поварихи стесняются то ли Дамиана, то ли Элинор, оттого и говорят недомолвками.
– Если вы боитесь меня шокировать, – сказала Элинор, – то не нужно переживать. Лучше говорите. Полагаю, я все выдержу.
Молли-Мэй и Лиллиан опять переглянулись, словно вели разговор без слов.
– Мисс Февершем была… как бы это сказать, мисс…
– Распутна? – предположила Элинор. – Похотлива?
Дамиан на нее саму взглянул по-новому. Он и не подозревал, что тихая Элинор Кармайкл осведомлена об этой стороне жизни.
– Мы, мисс, даже думали, что она, должно быть, суккуба.
– Кто это? – удивилась Элинор.
– Похотливые и развратные духи, которые в средние века посещали главным образом монахов, – хмыкнул Дамиан. – Сверхъестественное оправдание вполне здоровой похоти, только и всего.
– Похотлива она была и ненасытна, – согласилась Лиллиан. – И что хуже всего, мужчины, которых она соблазняла, затем совершали самые дурные поступки.
Элинор кивнула, словно понимала, о чем идет речь.
* * *
Во сне Грегори преследовал Лауру. Поразительнее всего было то, как четко он сознавал, что видит сон. Он не мог управлять сновидением, но словно бы держал перед глазами карту. Грегори знал наперед, куда повернет беглая жена и что будет делать. Он гнал Лауру, как зверя, в тупик. На внутренней воображаемой карте тупик этот был отмечен алой пульсацией, режущим глаз сиянием. Все равно что написать огромными огненными буквами: «ОПАСНОСТЬ!»
Потом он услышал шепот. Шепот этот пришел медленно, стелясь, как туман, такой же холодный и липкий. Он пробирал до костей. Грегори не мог разобрать ни слова, но и без того знал: в шепоте этом таится зло. Именно из-за шепота он сбился с пути и блуждал какое-то время наугад.
Дорогу ему преградила высокая темная фигура, с ног до головы закутанная в плащ. Волосы, выбившиеся, падающие на лицо, были рыжеватого оттенка и слегка светились.
Грегори не сомневался, что перед ним Элинор. Ее отец был человек со странностями, об этом говорил Коркоран. И сама она. Безупречная логика воодушевила Грегори. Он шагнул к фигуре, которая, он уверен, была Элинор, но женщина ускользнула со сверхъестественной легкостью. Грегори не знал теперь, искать ли ему Лауру или же бежать за Элинор. Обе женщины между тем растворились в темноте. Грегори бросился вперед, не разбирая дороги, споткнулся, упал, и от этого падения, от удара об пол проснулся.
Ему потребовалось время, чтобы понять, что он в доме своего детства, в спальне, где кровать жестка и неудобна. Он не мог сообразить, как оказался здесь, ведь он вышел, чтобы… чтобы…
Грегори сел. Тело его болело, как после скачки или драки, но все это ведь осталось в далеком студенческом прошлом. Поднявшись с постели, он кое-как привел в порядок измятую одежду и спустился вниз. Пусть мысли Грегори и путались, были вещи, которые он помнил четко. Дженет ждала его.
– Куда это ты собрался?
Грегори обернулся. Дамиан стоял в полутьме, почти неразличимый в своем черном одеянии, и Грегори скорее предполагал, чем видел, что брат скрестил руки на