– Действительно, – вздохнула Федора. – За кого я тебя принимаю?
Она поднялась и направилась к выходу. Магнорио нагнал ее в дверях, но касаться не стал. Выглядел он встревоженно, и это было странно. Серьезно маг ни к чему не относился, а если и относился, скрывал это тщательнее, чем свой счет в банке.
– Будь с ней осторожнее, моя дорогая. Зовут ее уж всяко не Дженет Шарп, а имя свое сильная ведьма скрывает только в одном случае…
– Если оно уже известно, – кивнула Федора. – Учту.
Она вышла, напоследок послав Магнорио воздушный поцелуй. Не порчу же на него в самом деле насылать, на дурака.
Глава двадцать вторая
Элинор прошлась по комнате – от столика к камину, обратно, снова к камину, где облокотилась на мраморную полку, – не зная, с чего начать. Они не лучшим образом поговорили в последний раз, и сейчас Элинор испытывала чувство неловкости, понимая, что накануне была во многом не права. Дамиан подошел, опустился в кресло и сидел теперь, глядя на нее снизу вверх. Это добавляло беспокойства – и за него, бледного до синевы, и за себя, за свои собственные смятенные чувства.
Элинор никогда никого не любила. Сейчас ей забавными казались чувства, которые она испытывала к Грегори Гамильтону. Тени – не чувства. То было восхищение, приправленное малой толикой желания. Не плотского вожделения, а простого человеческого желания не быть одинокой. Элинор нуждалась в том, чтобы быть кому-то нужной, потому и выбрала стезю гувернантки. Калютэра эйнай ой дюо пара о энас [28], часто повторял отец.
Элинор никогда никого не любила, а потому не сразу опознала это чувство. Только лишь когда ощутила приступ ревности, гадкой, липкой, совершенно ей чуждой, начала осознавать. И испугалась.
– О чем вы поговорить-то хотели, прекрасная Линор? – устало спросил Дамиан.
Элинор опустилась в кресло напротив, старательно отводя глаза. Следовало хотя бы себе признаться: ей с первой минуты нравилось смотреть на Дамиана Гамильтона. Она и сейчас хотела это делать и именно потому смотрела в огонь.
– Я думаю… Я полагаю… – начало вышло беспомощное, и Элинор умолкла.
– Что вы думаете? – подбодрил Дамиан.
– Думаю, я знаю, кто может нам подсказать, как избавиться от Кенло! – выпалила Элинор на одном дыхании. – Акор…
– Хранитель Гамильтонов? – Дамиан невесело усмехнулся. – Перстень мы благодаря легкомыслию Грегори потеряли. Полагаю, можно считать, что договор наш почти расторгнут. Акор не придет нам на помощь.
– Но мы можем сами прийти к нему, – тихо сказала Элинор.
Дамиан стремительно подался вперед, покачнулся из-за необдуманного этого движения, и Элинор протянула руку, чтобы поддержать его. Кожа Дамиана была холодна.
– Что ты задумала?
– Помнишь, я говорила о своей подруге Нистре? – Элинор закусила губу. – Она знает Акора. Больше того, Нистра его боится. Одно его имя заставляет ее… быть благоразумной. А значит, Акор может достать ее в том потайном мире, где она прячется. И значит…
– Оттуда мы можем добраться до него? – Дамиан скептически хмыкнул. Откинувшись на спинку кресла, он побарабанил пальцами по подлокотнику. – Во-первых, это опасно. Для вас, дорогая Линор, в первую очередь. Во-вторых, нет никаких гарантий, что Нистра эта действительно знает Акора, что выведет на него, что ее прихвостни не слопают нас по дороге. И наконец, в‑третьих, наяву этого не сделаешь, а значит, нам придется…
– Уснуть? – кивнула Элинор. – Да, так будет проще всего. Я попадала в тот Дом дважды во плоти, но в первый раз меня затянуло, а второй же… Не было иного выхода. Боюсь, у меня это без угрозы для жизни не получится. Так что мне придется уснуть, вы же…
Дамиан криво усмехнулся.
– Я ослаб, Элинор. Сказать по правде, сколько бы ни хорохорился я, но в действительности едва держусь на ногах. Я могу не проснуться.
Элинор стиснула подол юбки так сильно, что побелели костяшки пальцев.
– Я этого не допущу.
Дамиан хрипло рассмеялся.
– Тронут. Но вот только что вы можете сделать?
Щеки Элинор вспыхнули от гнева и самую малость – от возбуждения.
– Я уже это делала, забыл? Я вытащила тебя из ловушки Кенло, Дамиан Гамильтон. И через дом Нистры я проведу тебя и верну назад. Я бы и одна сходила…
– Нет! – оборвал ее Дамиан. – Кем бы ни был Акор, с его племенем общаться опасно!
– Я бы и одна сходила, – спокойно продолжила Элинор, – но Акор – ваш покровитель. Он не станет говорить со мной о делах Гамильтонов.
Теперь уже Дамиан прикусил бледную губу. Несколько минут на лице его ясно отражалась борьба, и наконец он медленно кивнул.
– Хорошо. Мы сделаем это, но когда вернутся Грегори или мисс Крушенк. Я не собираюсь…
– Мы сделаем это сейчас, – качнула головой Элинор. – При свете дня. Солнце вредит тебе, оно опасно для Кенло, думаю, оно и Нистру с Акором может остановить. Мы не можем ждать заката.
Дамиан устало потер переносицу и медленно неохотно кивнул.
– Хорошо, твоя взяла. Пускай Маргарет и Алессандра за нами посмотрят. Но, Линор, если у нас ничего не получится, второй попытки не будет.
Элинор кивнула. Впрочем, обещать, что не станет пытаться проникнуть за завесу и добиваться правды от Нистры, она не стала. Элинор сейчас не хотелось врать.
* * *
Кофейня «Белый Арап» появилась на узкой старой улочке неподалеку от клуба еще лет сто пятьдесят тому назад и мало с тех пор поменялась. Вид она имела ветхий, запущенный, неопрятный, такому заведению самое место было в трущобах. Однако изнутри тянуло неожиданно приятным кофейным ароматом и пряностями. Грегори поднялся на невысокое крыльцо и толкнул дверь. Звякнул колокольчик. Молодой человек за стойкой на мгновение отвлекся от целой батареи стаканов, тусклых, не до конца отмытых, и сразу же вернулся к прерванному занятию: он лениво смахивал с них пыль. Грегори сделал несколько шагов, оглядывая тесное, темное, плохо освещенное помещение. Клиентов не было ни одного, несмотря на приятный запах кофе. Всех их, должно быть, отпугивали внешний вид кофейни и неприветливость ее работника.
Грегори подошел к прилавку и облокотился на него, стараясь держаться непринужденно. Прикасаться к засаленному, вытертому годами дереву было неприятно.
– День добрый, любезный. Я ищу человека по имени Джермин. Говорят, он здесь завсегдатай.
У молодого человека за стойкой были тяжелые веки, казалось, он с трудом держит глаза открытыми. Он поднял