Мать отстранилась первой. Райордан решил было, что на этом все закончится, но нет: холодные ладони Мартильды обхватили его лицо, а взгляд удивительных глаз, похожих на два куска звездной породы, падающей порой с ночного неба, вгрызся в лицо.
Что мать видела в его глазах? Могла ли узнать, сколько всего пришлось вынести сыну за время скитаний по Фокасу?
– Райордан…
Его имя сорвалось с ее губ и повисло между ними густым облаком пара. Подбородок Рая задрожал.
Любимым наказанием матери всегда было молчание. Когда Райордан оступался, совершал какую-то глупость, когда его шалости заходили слишком далеко, Мартильда просто переставала с ним говорить. И даже спустя долгие дни и недели пытка не прекращалась: вернув сыну привилегию общаться с собой, Мартильда отказывалась называть его по имени. До того как отец вышвырнул Рая из крепости, он не слышал своего имени из уст матери больше двух лет.
– Вам лучше вернуться внутрь, госпожа. Ваши легкие…
Единение матери и сына не осмелился нарушить даже лорд Абботт, но служанка, склонившаяся так низко, что ее коса коснулась заснеженного порога, решилась подать голос.
– Верно, – выдохнула леди Мартильда. – Пойдем домой?
Домой.
Неужели… Неужели спустя столько лет он снова мог называть Хладную Крепость домом?
Райордан взял мать за руку и вошел под мрачные своды. Магия исчезла: он снова слышал лай собак, скрип снега под сапогами отца и брата, голоса слуг. Но этот миг безмолвного единения останется в сердце и памяти Райордана навечно – он чувствовал это.
– Ты еще помнишь, где твои покои?
Лорд Абботт стряхивал снег с волос, стараясь не смотреть на жену и старшего сына.
– Мои покои? Я думал, ты давно превратил их в кладовку или что-то вроде того, – не удержался от колкости Райордан.
– Проводи его, Йель. – Отец умело проигнорировал выпад. – Лая, отведи леди в ее покои.
Мать нехотя отпустила руку Рая, он снова посмотрел на нее и вдруг увидел то, чего не заметил на улице: мертвенно-бледное лицо, обескровленные губы и синюшные круги под уставшими глазами.
– Что…
– Потом. Уведи его, Йель, – приказал отец.
Брат скромно поклонился леди Мартильде, взял Райордана под руку и едва ли не силой заставил идти к лестнице.
– Расстегни шубу. Здесь жарко, – сказал Йель, увлекая Рая за собой.
– Что с моей матерью? Нет, подожди!
Они остановились в темном переходе между лестницей и коридором, ведущим, насколько помнил Рай, к библиотеке и кабинету отца. Йель потупился и молчал.
– Расскажи мне, – потребовал Рай.
– Может, она сама расскажет…
– Йель!
Вымученно улыбнувшись, брат пробормотал:
– Знаешь, иногда я жалею, что отец вынудил нуад даровать мне способность говорить.
Райордан ничего не ответил, лишь продолжил сверлить Йеля взглядом.
– Леди Мартильда больна. Она…
– Почему отец не приказал нуадам исцелить ее? – перебил Рай.
– Либо я, либо она. – Йель отвел взгляд. – Таким был уговор. Отец выбрал…
– Наследника, – снова прервал брата Райордан.
Он не понимал, что чувствует. На одной чаше весов замер глухонемой от рождения брат, который когда-то был для Рая целым миром, на другой – холодная, деспотичная мать, которая не сказала ему и десятка добрых слов за все детство. Казалось бы, выбор очевиден, но…
– Мне так жаль…
Йель обнял его и уперся острым подбородком в макушку. Потеряв остатки достоинства, Рай прижался к нему и закрыл глаза.
«Хорошо хоть не разрыдался, слабак», – прошипел внутренний голос.
– Ты дрожишь. Пойдем, я прикажу приготовить для тебя ванну, – тихо сказал Йель.
– Это не от холода, – пробормотал Райордан, отстраняясь. – Многое изменилось за эти годы, да?..
– Но не твоя спальня. Отец запретил слугам прикасаться к вещам. Даже брошенная тобой рубашка так и лежит на полу у камина. – Губы Йеля тронула улыбка.
– Не может быть.
– Пойдем, я покажу.
И Рай пошел.

Брат не солгал: рубашка действительно лежала у камина – пожелтевшая и покрывшаяся темными пятнами.
«Совсем как мои воспоминания», – подумал Райордан, выпрямившись.
Он обвел взглядом мрачную комнату и покачал головой: следы его пребывания остались повсюду. Пятно на столе от пролитого вина, так и не заправленная постель, распахнутый сундук, щерившийся темной глоткой…
– Почему он запер спальню?
Вздрогнув, Йель отошел от пыльного окна и пожал плечами. На его лице застыла виноватая улыбка.
– Я никогда не спрашивал.
– Думал, отец сожжет все, что имеет ко мне отношение.
– Вы плохо расстались, но он… Он никогда не был настолько плохим человеком, как тебе казалось, Рай.
– Наш отец? Не был плохим человеком? – Райордан скривился. – Я запомнил его жестокосердным тираном.
– Ты был юн. В этом возрасте нам всем кажется, что родители – воплощение зла. Отец всего лишь пытался вырастить из тебя лорда Большого Дома. Как умел.
– У него дерьмово получалось.
– Возможно.
– Ты что, на его стороне? Тебя отняли у матери!
– Я не помню ее.
– А что насчет Мартильды? Сколько раз она пыталась тебя убить?
– Несколько. В детстве это ранило меня, но теперь… Пожалуй, я могу ее понять.
Усевшись на покрытую пылью кровать, Йель долго размышлял, прежде чем продолжить.
– Она не могла подарить Дому наследника, много лет ее опаивали лекарствами жрецы и лекари в надежде победить женскую хворь, а после, когда все мучения остались позади и родился долгожданный сын, отец привел рыжего бастарда. Еще и ущербного. – Йель мягко улыбнулся, словно искренне понимал горе мачехи и сочувствовал ему. – Мартильда была разбита. Даже не разбита – растоптана.
– Ты вырос, но остался тем же добрым мальчишкой, – тихо сказал Райордан. – Откуда в твоем тщедушном теле взялось место для такого большого сердца?
– Тщедушном? Ты, видно, не заметил, что я выше тебя на добрых полторы головы и шире в плечах, братик.
Рай ухмыльнулся.
Тогда, в далеком сером детстве, Йель не называл его по имени. В каждой записке, написанной округлым детским почерком, можно было найти мягкое, нежное «братик».
– Знаешь, почему я называл тебя именно так? – вдруг спросил Йель, с трудом сдерживая смех.
– Потому что я твой брат, очевидно?
– Потому что не умел писать твое имя! Видят боги, мне стоило немалого труда освоить грамоту, но «Райордан»… Мартильда даже здесь умудрилась насолить мне.
Пока Рай смеялся, Йель поднялся с постели и поморщился.
– Здесь нужна хорошая уборка. Прикажу…
– Не нужно. – Отсмеявшись, Рай смахнул выступившие слезы. – Может, займемся этим сами?
– Уборкой? – Глаза Йеля распахнулись от удивления. – Ты серьезно? Райордан из Дома Ледяных Мечей, прославленный вор, владелец игорных домов, которому задолжала добрая половина богачей Дома Золота и Камней, предлагает мне заняться уборкой?
Рай пожал плечами, снял шубу и повесил ее на торчащий из стены крючок.
– Знаешь, пока я пытался стать «прославленным вором», мне пришлось научиться жить без помощи слуг. Уборка расслабляет. Помогает привести мысли в порядок.
Хмыкнув, Йель уточнил:
– Ты точно мой брат? Я помню тебя другим. И в отчетах шпионов отца ты тоже был… другим.
– Умею удивлять, правда?
– Еще как!
Они смотрели друг на друга, и на уставших после долгого путешествия лицах расцветали улыбки. Райордан чувствовал, что в груди зарождается что-то… странное. Что-то напоминавшее надежду.
– Хорошо. Тогда я прикажу…
– Йель, тебя развратила роль наследника Большого Дома. – Покачав головой, Рай продолжил: – Никаких приказов. Мы сами пойдем вниз, возьмем ведра, тряпки, метлы… И займемся уборкой.
Ему нравилось наблюдать за тем, как эмоции на лице младшего брата сменяют друг друга.
– Слуги будут в ужасе, – только и сказал Йель, вешая верхнюю одежду на крючок.
– Люблю приводить людей в ужас.
Они спустились на первый этаж и направились к крылу, в котором жили слуги. Райордан разглядывал темные каменные стены и вдыхал запах, который, как ему казалось, он давно забыл.
Запах дома.
Запах, окружавший его всю жизнь.
Запах, впитавшийся не только в одежду и кожу, но и в память, терзавший его по ночам все эти безумные, одинокие годы.
– Я могу вам помочь?