Чтобы добраться до Жогань, потребовалось три полных дня. Крылатый каждый день прилетал со стороны солнца, а Цихай Жуй играла на маленькой золотой арфе и пела ему. Выслушав песню, крылатый улетал, ничего больше не делая, и мне становилось неспокойнее.
– Как вы поднимались туда раньше? – спросил я Цихай Жуй. Казалось, будто эту гору не покорить вовсе.
– Пешком! Сестрица Лянь взяла меня как-то с собой, и мы поднимались два дня, – спокойно отозвалась Цихай Жуй. На мгновение я впал в ступор, прежде чем понял, что она говорит о принцессе Лянь. В последнее время речь этой маленькой девочки становится все больше похожей на речь старшей сестры.
Я начал сожалеть о своем обещании ей.
– Вы не можете подняться туда! – сказал я ей. Если Цихай Жуй и Лянь смогли вдвоем забраться на эту гору, то и у моих Гуйгун наверняка не возникнет проблем, но защищаться от крылатого при восхождении намного сложнее.
Цихай Жуй без всякого удивления глянула на меня и отвернулась. Она уселась рядом со своей маленькой служанкой и снова принялась играть на золотой арфе. Эти две девочки поистине прелестны: когда они сидят рядом, то кажутся цветущими розами, ослепляющими своей красотой. Но мои Гуйгун всегда смотрят на них с сочувствием. Все эти дни они пели лишь грустные песни, а такие маленькие девочки не должны петь столь печальных песен. Я задумался, не стоит ли забрать у нее арфу.
Солнце зашло за пик Жогань, а крылатый так и не явился. Он всегда появлялся со стороны солнца, а теперь то закрыто огромной горной вершиной. Я приказал утроить число часовых в сегодняшнем ночном дозоре, потому что приближалась Седьмая ночь и луна почти не освещала землю.
В эту ночь я вообще не спал. Темная громада пика Жогань будто давила на меня, и только вершина сияла белым снегом. В лагере было тихо, не доносился даже храп Гуйгун. Неужели они тоже не могут спать, как и я? Я все больше жалел о решении приехать на пик Жогань. Что-то назревало, но я не знал, что именно, лишь чувствовал. Раньше сердце у меня так колотилось только перед ожесточенной схваткой. Когда взойдет солнце, я немедленно заберу Цихай Жуй и поскорее уберусь отсюда!
На самом деле, лучше было уходить под покровом ночи, потому что едва рассвело – сразу прилетел крылатый.
Когда первые солнечные лучи распустились, словно цветок, я понял, что время пришло. Сразу потянулся за луком и только тогда вспомнил, что потерял левую руку на Осенних смотринах. Звук натянутой тетивы и крик Цихай Жуй оглушили меня. Она кричала:
– Не убивай их!
Но было слишком поздно: первыми же выстрелами крылатый сбил половину часовых. Час рассвета – самый сложный для утомленных ночных дозорных, а он подлетел против солнца, и Гуйгун не могли его разглядеть, лишь стрелять наугад. Крылатый не просчитался: если бы он не убил часовых, то не смог бы ворваться в лагерь. В конце концов, Гуйгун – искусные лучники, и, даже стреляя против солнца, они могут создать большую угрозу. А без половины часовых людей оказалось недостаточно. Три стрелы крылатого просвистели в мою сторону. Он прислушался к словам Цихай Жуй и не собирался убивать меня. Ни одна из его стрел не была нацелена в жизненно важные органы. Я спокойно отбил их мечом, но моя рука слегка онемела. Откуда взялся этот сильный крылатый?
Белые крылья ворвались в лагерь и молнией устремились обратно в небо с красной юбкой Цихай Жуй.
Я закричал, приказывая «Призрачным лукам» опустить оружие. За это краткое время крылатый был ранен несколькими стрелами, но ему все равно удалось уйти!
Я наблюдал, как красные одежды Цихай Жуй поднимаются все выше, а белые перья кружатся в воздухе. Не знаю отчего, но в моем сердце появился отголосок радости.
Глава восьмая
Я обняла его за шею и закрыла глаза.
Знаю, что он летит очень высоко и очень быстро. Мне всегда хотелось парить в небесах, подобно ястребу, наблюдая за извилистыми реками и горами степей внизу. Но сейчас я закрыла глаза и ничего не видела. Боялась, что если открою, то расплачусь. Он спас меня, я ведь должна быть счастлива!
– Ты заберешь меня? – спросила я.
Крылатый не ответил. Ветер так громко выл, что он, наверное, меня не услышал.
Я крепче обняла его за шею. В небесах так холодно.
Мы приземлились на пике Жогань. Ледяная корка была настолько твердой, что хрустнула под его ногами. Оказывается, крылатые спускаются так тяжело.
Я открыла глаза и увидела, как он медленно складывает огромные крылья.
– Ах, – я покраснела, не зная, как к нему обратиться, – разве ты не говорил, что крылатые могут летать лишь в Седьмую ночь?
– Некоторые летают круглый год, – сказал он. – Но их очень мало. – Он посмотрел на собственные крылья. Только тогда я заметила, что в них застряло несколько стрел.
– Болит? Это больно? – Я подбежала, прикрывая его раны. Их было так много, что моих рук не хватало!
– Ничего страшного. – Он отстранил меня. – Раны на крыльях не болят, но здесь… – Крылатый нахмурился. Стрела пробила ему бедро, и кровь уже пропитала штанину.
– Что же делать, что же делать… – От волнения я чуть не рыдала. Как было бы здорово, будь вместо меня здесь сестрица Лянь, потому что сама я ничего не умею.
– Ничего страшного, – утешил он меня и вытащил короткий кинжал, чтобы обрезать стрелу.
Я не поверила, что раны в крыльях действительно не болят. Всякий раз, когда он вытаскивал стрелу, его сильно трясло. С каждой дрожью мое сердце пропускало удар, но я ничем не могла помочь. Хоть он и дрожал, его лицо оставалось очень спокойным. Не знаю почему, но мне вдруг вспомнился Се Юйань. Просто стоя и наблюдая, как крылатый одну за другой вытаскивает обломки стрел, я чувствовала, будто он все дальше и дальше от меня, будто он мне незнакомец. Эта мысль ужаснула.
Заметив мое молчание, он с легкой улыбкой спросил:
– Что такое?
Его улыбка казалась особенно странной, потому что в то же время он вытаскивал стрелу из ноги. Кровь хлынула потоком, но крылатый лишь стиснул зубы и даже не нахмурился. Мне вспомнилась отрубленная рука Се Юйаня.
– Ничего, – тихо пробормотала я и обняла себя за плечи. На пике так холодно. Ветер резал точно нож, и все мое тело ныло. Почему я совсем этого не заметила, когда