В своем рассказе я буду использовать модель «притяжения-отталкивания». Сначала я покажу, как изменился реальный мир с 1970-х годов, став менее гостеприимным для мальчиков и молодых людей, что породило чувства бессмысленности, бесполезности и беспомощности (фактор отталкивания). Затем продемонстрирую, как с 1970-х годов и особенно в 2010-х виртуальный мир предоставил мальчикам больше возможностей для проявления агентности, которой они так желали. Там они могли исследовать, соревноваться, играть в войну, оттачивать навыки и просматривать все более жесткую порнографию – и все это через экран, который в итоге поместился в карманах (фактор притяжения).
Результатом этого «тяни-толкая» стала ситуация, когда мальчики все больше отключаются от реального мира и вкладывают свое время и таланты в виртуальный. Некоторые добиваются там успеха, превращая навыки в прибыльные карьеры в сфере IT или блогинга. Но для большинства жизнь в виртуальности, хотя и дающая убежище от недружелюбного мира, снижает шансы вырасти в мужчин с социальными навыками и компетенциями, необходимыми для успеха в реальности.
Постепенный упадок мужчин
В 2023 году Ричард Ривз покинул должность политического аналитика в Институте Брукингса, где изучал экономическое неравенство, чтобы основать организацию, занимающуюся проблемами мальчиков и мужчин [383]. Этот шаг был связан с публикацией его книги 2022 года «О мальчиках и мужчинах» [384], где были изложены доказательства длительного упадка в успехах и благосостоянии мужского населения США с 1970-х годов. Частично этот спад был вызван структурными и экономическими изменениями, снизившими ценность физической силы. По мере деиндустриализации Запада производство переместилось в менее развитые страны или автоматизировалось, а на смену ему пришла экономика услуг, где женщины обладают определенными преимуществами [385].
Ханна Розин, автор книги «Конец мужчин» [386], хорошо объясняет эту трансформацию: «Современная экономика требует совершенно иных качеств: интеллекта, усидчивости, внимания, открытости, умения слушать и адаптироваться к гибким условиям на рабочем месте. И женщины с этим отлично справляются» [387]. Она отмечает, что к 2009 году «впервые в истории Америки баланс рабочей силы переместился в сторону женщин, которые на сегодняшний день занимают около половины рабочих мест в стране» [388].
Ривз рассматривает рост женского благополучия как желаемый результат – естественное следствие устранения барьеров в образовании и карьере. Например, в 1972 году среди выпускников бакалавриата было всего 42 % женщин, но уже к 1982 году их количество сравнялось с мужчинами. Однако в последующие два десятилетия число студенток продолжало расти, тогда как количество студентов оставалось на прежнем уровне. В итоге к 2019 году соотношение изменилось: среди выпускников стало 59 % женщин и всего 41 % мужчин [389].
Тенденция касается не только высшего образования. Ривз показывает, что девочки опережают мальчиков на всех уровнях, от детского сада до докторантуры. Мальчики получают более низкие оценки, чаще страдают СДВГ и имеют проблемы с чтением, а также реже заканчивают среднюю школу – отчасти потому, что их втрое чаще исключают и отстраняют от занятий [390]. Среди самых богатых семей гендерные различия обычно невелики, но становятся особенно заметны по мере снижения социально-экономического статуса.
Можно ли считать это победой женщин? Только если воспринимать жизнь как противостояние полов. Напротив, Ривз утверждает, что «мир тонущих мужчин вряд ли станет местом процветания для женщин» [391]. И данные подтверждают, что сейчас мы живем именно в таком мире [392].
Книга Ривза помогает увидеть структурные факторы, затрудняющие достижение успеха для мальчиков: экономику, которая больше не ценит физическую силу; образовательную систему, которая поощряет усидчивость; нехватку положительных мужских ролевых моделей, включая отцов. Перечислив несколько таких факторов, Ривз добавляет: «Мужская несостоятельность является результатом не массового психологического срыва, а глубоких структурных проблем» [393].
Я согласен, что структурные факторы играют важную роль, но также считаю, что в анализе Ривза отсутствуют два психологических аспекта. Для начала, зацикленность на безопасности 1980-х и 1990-х годов сильнее ударила по мальчикам, поскольку они склонны к более грубым и рискованным играм. Когда время на игры сократилось, а сами они перешли в помещение под постоянный контроль, мальчики по сравнению с девочками лишились большего опыта.
Второй психологический аспект связан с увлечением мальчиков многопользовательскими онлайн-играми в конце 2000-х и смартфонами в начале 2010-х, что резко сократило живое общение. Я считаю, что в этот момент мы все-таки видим признаки «массового психологического срыва». Или, по крайней мере, массовых психологических изменений. Как только у мальчиков появились устройства, подключенные к интернету, многие – как крестник Йохана Хари – погрузились в него с головой. Мальчики потерялись в киберпространстве, став более ранимыми, пугливыми и избегающими риска в реальности. С конца 2000-х и начала 2010-х годов у американских мальчиков начали расти показатели депрессии, тревожности, самоповреждений и суицидов [394]. Психическое здоровье начало ухудшаться по всему западному миру [395]. К 2015 году поразительное количество подростков мужского пола признавались в одиночестве, отсутствии близких друзей, смысла и направления в жизни [396].
Мальчики, которым не удалось повзрослеть
Молодых людей, которые сбиваются с пути, не могут найти работу и в итоге возвращаются жить к родителям, американцы называют «неудавшимися взрослыми». Согласно данным за 2018 год, мужчины в возрасте около 20 лет живут с родителями чаще женщин (27 и 17 % соответственно) [397].
Более формальное понятие – NEET (Not in Education, Employment, or Training) – было принято экономистами в Великобритании для обозначения молодежи 16–24 лет, которая не учится, не работает и не получает профессионального образования. В Великобритании [398] и США [399] большинство таких «экономически неактивных» людей – мужчины, если исключить лиц с инвалидностью и молодых родителей.
Как правило, американские родители больше беспокоятся о будущем своих сыновей, чем дочерей [400]. Они также значительно чаще соглашаются с утверждением «Неудачи его/ее не обескураживают. Он/она не сдается легко», когда речь идет о девочках.
Эти опасения небезосновательны. Мальчики более склонны становиться полными затворниками, как это произошло в Японии. Японское общество долгое время предъявляло к молодым мужчинам жесткие требования: успехи в учебе, престижная работа, соответствие образу «служащего за зарплату». После краха экономического пузыря в 1980-х, когда успеха стало добиться сложнее, многие молодые люди вернулись к родителям и закрылись в спальнях. Экономический спад затруднил продуктивное взаимодействие с внешним миром, однако появившийся в то время интернет впервые в истории позволил удовлетворять потребность в агентности и общении не выходя из дома.
Сейчас таких затворников называют «хикикомори» (японский термин, который означает «нахождение в уединении») [401]. Они ведут жизнь отшельников, появляясь