«Правильнее сказать – всю жизнь», – горько подумал он.
Материнская любовь была ему недоступна с колыбели; братская – с тех пор, как они подросли; отцовскую же отнял убийственный порыв Александра. Сколько лет, сидя в лечебнице, он проклинал себя за то, что не сумел отреагировать. Не ответил брату, устроившему грязную ловушку. Но что мог поделать он, жалкий восемнадцатилетний юноша, отвергнутый с самого своего появления на свет? Ничего. Его судьба была предопределена, и ему оставалось лишь наблюдать за ходом событий как случайному зрителю.
Все детство его заставляли верить в это. Но если в тюремном одиночестве и было что-то хорошее, так это то, что разум работал автономно, без внешнего шума. Так молодой Лукас слой за слоем счищал ржавчину лжи и манипуляций. Горы обмана и запугивания рухнули, обнажив нетронутое, чистое нутро. Осознав собственное существование, он начал анализировать прошлое, настоящее и будущее, наметил первые контуры того, что в итоге стало актом поэтической справедливости. Местью за отца. Единственного по-настоящему достойного человека, которого семья Хауреги-Нильссон подарила обществу.
Лукас уложил последнее полено на костер. Отступил на три шага, оценивая свою работу, – неплохо для первого раза. В центре в качестве столба он установил огромное бревно. У его основания сложил все дрова, найденные в сарае, и те, что добыл сам, срубив молодые деревья в роще с северной и западной стороны дома.
Он неспешно вспоминал, как приезжал сюда на лето к дедушке и бабушке. Тогда эти поездки были для него глотком свежего воздуха, передышкой от гнетущей атмосферы дома в Кируне. Бабушка с дедушкой всегда относились к нему хорошо. В памяти всплыли прогулки по озеру на дедовой лодке. Александр отказывался присоединиться – боялся воды, – а вот ему нравилось рыбачить днем, когда лодка стояла на мели посреди озера, а поплавки то исчезали в темной глубине, то появлялись вновь. Видеть, как они погружаются в воду, чувствовать натяжение лески – вот оно, счастье тех летних дней. Увы, это счастье испарилось, как утренняя роса.
Бабушка с дедушкой умерли, когда он уже находился в Андра Мари. Узнал он об этом во время одной из своих разведывательных вылазок на этапе подготовки плана отмщения.
Летом Лукас приехал в Кируну под видом туриста из южной Швеции. Никто не обратил на него внимания, даже мать, с которой он случайно столкнулся у ее дома в городе. Его сердце тогда бешено заколотилось, но лицо было скрыто маской – он играл свою роль так, как учил Эктор Веласкес: «Жизнь – сцена, а мы – актеры. Будь кем хочешь, Лукас. Играй любую роль, но делай это убедительно. Лицо всегда должно оставаться непроницаемым».
Порыв полярного ветра застал его врасплох и вынудил прикрыть глаза ладонью. Ледяной снег поднимался с земли и ранил, словно крошечное лезвие бритвы. Лукас снова окинул взглядом тайгу, раскинувшуюся вокруг дома, насколько хватало глаз. Тысячи хвойных деревьев, побелевших от инея, превращали пейзаж в рождественскую открытку с двухэтажным особняком на заднем плане и пристанью, покрытой толстым снежным ковром. Между ней и домом простирался открытый участок заснеженной земли, на краю которого росла внушительных размеров сосна, обозначавшая границу леса. На противоположной стороне мраморная гладь замерзшего озера огибала два островка и терялась у дальнего берега.
Внимание Лукаса привлек звук, доносившийся из леса. Неужели его нашли? Сердце бешено заколотилось. Он крепче сжал топор и осторожно двинулся вперед. Вскоре его взору открылся источник шума – ястреб пикировал на дикого голубя, который пытался отыскать пищу под снежным покровом. Гордый хищник уставился на человека, все еще сжимая когтями дрожащее тело несчастной птицы, боровшейся за свою жизнь. Оранжевые радужки и расширенные зрачки внимательно изучали человека. Лукас восхитился его смелостью и решимостью. Серые крылья хищника слегка расправились в преддверии взлета. Ястреб взмыл в воздух, унося добычу, и, выпустив недовольный крик, растворился в густом сумраке.
Вечер выдался темным. Заходящее солнце почти не давало света. Мужчина прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то в сгущающихся сумерках. Удивительно, сколько животных обитало в суровой шведской тайге. Прекрасные птицы с ярким оперением порхали с ветки на ветку, издавая мелодичные трели, или рылись в снегу в поисках пропитания – совсем как тот голубь, до того как ястреб нанес ему свой смертельный удар.
Эктор Веласкес. Пока Лукас возвращался в дом к матери, он вспомнил о несчастном актере, своем сокамернике, которому был стольким обязан. Эктор не хотел жить, он стал жертвой жестокого психического заболевания, несовместимого с нормальным существованием. В приступе ярости он убил жену и дочерей – трагедия, которую невозможно пережить. Именно поэтому он не оказал никакого сопротивления, когда Лукас вошел в камеру, чтобы покончить с ним. Он притворился спящим, но юноша был уверен, что в последний миг, когда из легких выходил последний воздух, на губах Эктора мелькнула улыбка. Он пожертвовал собой, чтобы Лукас смог отомстить. Они все спланировали вместе, вдохновляясь любимым чтением Эрнесто Хауреги: «Историей» Геродота.
«Это будет проявлением почтения к твоему старику, тебе не кажется? Заставить их заплатить так, как описано на этих страницах».
Эктор был прав. Любовь его отца к книге Геродота уходила корнями в детство: отец Эрнесто преподавал греческий в Центральном институте Бильбао. Каждый вечер он садился на край кровати сына и зачитывал ему отрывки из этого монументального труда. А когда у того родились близнецы, он решил перенять традицию отца и каждый вечер перед сном выделял полчаса на декламацию наставлений гения из Галикарнаса. Что может быть лучше, чем воплотить сцены из этой книги в реальность?
Лукас точно знал, кто попадет в его черный список. Но он не ожидал, что в процессе мести столкнется с чем-то гораздо более масштабным. И уж точно не думал, что наткнется на само семя зла.
Он закрыл глаза. Всякий раз, когда он это делал, перед ним проносились образы улыбающихся девушек с фотографий из папок Карлоса Бонапарте.
Мужчина громко рассмеялся и выпустил в морозный воздух большую струю пара. Бонапарте был настоящим ничтожеством. Беспринципным карьеристом. Он был настолько ослеплен властью, что Астрид не составило никакого труда завербовать его. Ей потребовалось всего четыре сеанса, чтобы изучить его характер, надавить на нужные рычаги и превратить Карлоса в самого преданного своего