В Ватутинках у нас была старая деревянная баня, мы с командой там встречались постоянно. Раз в неделю собирались по 10–15 человек, звали с собой массажистов, много общались, шутили. Время было другое. Другая команда, другие люди, другая ментальность.
С теми же братьями Березуцкими я не раз летал в отпуск. Не назову это дружбой, в моем понимании это скорее крепкие приятельские отношения, которые, безусловно, у нас были и есть. Столько лет все-таки в одной команде провели.
Кстати, никак не могу привыкнуть, когда про кого-то из футболистов, которые приходят в клуб в 14–15 лет, говорят «воспитанник ЦСКА». Воспитанник – это когда ты вырос в команде, прошел с ней все этапы собственного становления. А не просто надел красно-синюю форму.
Отдельная страница истории команды – бразильская.
Не сказать, что появление в ЦСКА легионеров из этой страны стало для нас каким-то откровением – мы же до этого не раз играли с португальцами, а у них на поле всегда по семь-восемь бразильских игроков бегало. Так что была возможность присмотреться, изучить сильные стороны, слабые – типа игры в обороне. Все это перед матчами с Португалией мы тщательнейшим образом разбирали в теории. Но вот в атаке бразильцы были невероятно хороши: сильные, техничные.
Первым, кто появился у нас в команде, был Вагнер Лав. Произошло это в августе 2004-го. Мы тогда играли с «Нефтчи», чтобы попасть в Лигу чемпионов. Первый матч, который проводился в Баку, сыграли со счетом 0:0, а второй предстояло играть на старом стадионе «Динамо» в Москве, и нам во что бы то ни стало нужно было выиграть.
Перед тем матчем Вагнер в Москву и прилетел. Не помню уже, воскресенье это было или понедельник, но играть нам предстояло в среду. Один день, получается, бразилец после перелета отдохнул, потренировался немного, приехал на матч, и во втором тайме Газзаев его выпустил.
На 68-й минуте Ролан Гусев открыл счет, а еще через четыре минуты Вагнер забил второй мяч. Он сделал это одним касанием. В итоге мы выиграли у «Нефтчи» 2:0 и вышли в следующий квалификационный раунд Лиги чемпионов.
Вагнер обожал ЦСКА. В клуб он приехал уже в косичках, а в какой-то момент сделал эти косички красно-синими. Потом стал экспериментировать с цветом прически, а на юбилейный матч, посвященный 20-летию нашей победы в Кубке УЕФА, приехал совершенно лысым.
В тот сезон, когда мы выиграли этот трофей, произошла интересная история. Мы сидели на сборе в Италии уже после матчей с «Бенфикой» и «Партизаном». Валерий Георгиевич продолжал каждый день нам говорить о том, что мы должны выиграть, и вдруг Вагнер говорит: «Не хочу больше играть в ЦСКА, улетаю домой».
Он и раньше любил покапризничать: мол, в России холодно, зима длинная, тренировки тяжелые. А тогда закрылся в своем гостиничном номере и наотрез отказался оттуда выходить.
Проходит день, два. В Италию даже прилетел агент Вагнера, чтобы уговорить его хотя бы выйти наружу, – толку ноль.
Всё тогда решил Евгений Леннорович. Он тоже экстренно прилетел на сбор, бросив все свои дела в Москве, подошел к двери бразильца, постучал и сказал: «Вагнер, открой, пожалуйста, это президент клуба». И тот внезапно открыл дверь, впустил Гинера в комнату, а спустя какое-то время вместе с ним пошел в лобби отеля.
До сих пор не знаю, о чем именно они там 20 минут говорили, думаю, что точно не о деньгах, но через полтора часа Вагнер вместе со всеми был на футбольном поле.
Во всем, что касалось дисциплины, бразильцы всегда были большими раздолбаями. Могли хорошенечко покутить ночью, приехать на тренировку прямо с гулянки и даже с легким запахом перегара, но без проблем разделывались с любым, кто играл против.
Как любил говорить по этому поводу Газзаев, главное, чтобы забивали.
Глава 5. Страх, боль и путь к храму
Футбол – это война: тут нужно убивать и смотреть, чтобы тебя самого не убили.
Трагическая страница в истории клуба – смерть Сергея Перхуна в 2001-м. Я тогда был еще подростком, но хорошо помню тот матч в Махачкале, в котором Сергей пошел «на выход» и столкнулся с нападающим. Мы всей командой ездили на его похороны в Днепропетровск; а еще через три месяца хоронили в Москве Садырина. Павел Федорович довольно долго болел, и гибель Сергея, как тогда говорили, окончательно его подкосила.
Все сильно в тот год переживали. Нам, молодым мальчишкам, психически было очень тяжело раз за разом носить венки на могилы. Хотя ощущения серьезности травмы Перхуна, когда она произошла, у нас не было. Всем сначала показалось, что случился просто неудачный удар головой – такие происходят с вратарями в футболе не так уж и редко.
Мы видели, как Сергей лежал, держась за голову, но оставался в сознании даже тогда, когда его увозили со стадиона. И только спустя какое-то время до всех стало доходить, насколько то столкновение оказалось страшным.
Рассуждая философски, наверное, можно сказать, что риск получить несовместимую с жизнью травму входит в условия вратарской профессии. Точно так же, как профессиональные альпинисты знают, что могут навсегда остаться на вершине. Но опять же, это работа, которую ты для себя всегда выбираешь сам.
Трагедии происходят ведь не только на футбольном поле, и предусмотреть их все нереально. Можно поскользнуться в раздевалке на мокром полу, неудачно удариться головой. Насколько тебе не повезет в этом плане – дело случая. Когда у меня в 2011-м произошло столкновение с Веллитоном и он с размаха попал мне локтем в бок, у меня в месте удара образовался огромный синяк на половину спины. Если бы удар бразильца пришелся несколькими сантиметрами выше или ниже, мог случиться разрыв почки, селезенки, что-то еще. Просто в момент игры становится не то чтобы безразлично, чтó может с тобой произойти, но ты не видишь этой опасности, не чувствуешь страха. Думаешь только о том, чтобы отбить мяч.
Первая моя серьезная травма произошла в 2007-м. Всего столь серьезных повреждений за всю мою карьеру случилось два, причем они были абсолютно идентичными. Наверное, для вратаря это все-таки перебор, потому что голкипер по роду своей деятельности не та фигура, которая особо должна опасаться за собственные колени. Прыгаешь-то