Знаю, что «кресты» рвал бельгиец Тибо Куртуа и пропустил из-за этой травмы девять месяцев; такая же травма была у француза Грегори Купе, причем этому вратарю на момент травмы исполнилось уже 35 лет. Все предрекали ему конец карьеры, не веря, что человек восстановится, но Купе сумел.
Но вот чтобы вратарь дважды полностью разорвал крестообразные связки на одной и той же ноге и продолжал после этого играть на высоком уровне, таких случаев я просто не припомню.
Первый раз я травмировался в матче с «Ростовом» в мае 2007-го. Сыграл «на выходе» кулаками и приземлился на прямую ногу. Почувствовал, как колено куда-то ушло, однако в ту же секунду встало обратно. Какой-то совсем уж сильной боли не было. Но я попытался встать на ноги – и не смог. Первой моей мыслью тогда было: «Вот и все…»
С нами в том сезоне работал очень хороший врач, Олег Николаевич Ипатенко. Помню, летим после матча на Як-42 из Ростова-на-Дону в Москву, у меня колено, что называется, больше головы, чем-то замотано, лед… Весь тренерский штаб команды традиционно сидел в первом салоне, и в какой-то момент меня туда позвали. Газзаев стал интересоваться, как я себя чувствую. Пока я думал, что ему отвечать, подошел Ипатенко: «Да нормально все, Георгич, укольчик сделаем – будет играть».
И ведь я тут же ему поверил!
Мы вместе поехали в Москве в клинику, сделали МРТ, и уже там выяснилось, что коленные связки у меня полностью разорваны и, естественно, никакого быстрого восстановления не получится.
Через четыре или пять дней я полетел в Регенсбург, где практиковал один из крупнейших в Европе специалистов по травмам колена Хайнц-Юрген Айхорн. Клуб готов был отправить меня в Германию сразу, чтобы не терять времени, но из клиники сообщили, что доктор не сможет принять меня раньше – он был то ли в отпуске, то ли в какой-то деловой командировке.
В Регенсбурге меня привезли в роскошный пятизвездочный отель медицинского центра, повторно сделали МРТ, после чего Айхорн через переводчика во всех подробностях мне рассказал, что именно собирается делать с моим коленом в ходе операции, каким образом будут восстановлены связки и так далее.
Саму операцию назначили на следующий день. До этого мне вообще не приходилось оказываться на операционном столе, поэтому я чувствовал себя несколько не в своей тарелке, ложась на каталку. Мысли-то самые разные: когда вернусь, в каком состоянии, как себя потом поведет нога, которая уже столько времени совсем меня не слушается?
Но когда проснулся и отошел от наркоза, доктор сказал, что все прошло очень хорошо и что можно не переживать: в 22 года такие операции при правильном восстановлении проходят без следа для здоровья – это он мне гарантирует.
Мне вообще понравилось, что у немецких врачей принято так дотошно информировать пациента обо всех деталях каких бы то ни было манипуляций. Хайнц-Юрген сразу объяснил, что наиболее сложный и ответственный момент – не сама операция, технология которой давно и хорошо отработана, а последующее восстановление. Сказал: мол, в России после подобных травм делают одни тренировки на этапе реабилитации, а нужно делать совершенно другие.
Реабилитация, собственно, началась сразу после того, как была проведена операция. Уже на следующий день врачи извлекли из сустава лимфодренажную трубку, через которую уходила лишняя жидкость, сказали, какие упражнения можно начинать делать, чтобы разрабатывать сустав, – нога-то вообще не гнулась. В Германии я впервые увидел специальную ортопедическую шину, в которую помещаешь ногу и аппарат которой автоматически ее разрабатывает, пока ты просто лежишь на кровати и смотришь телевизор. Эта штука так мне понравилась, что я купил ее и увез в Россию, чтобы была возможность правильно разрабатывать ногу и дома.
В клинике я провел после операции еще пять дней, после чего улетел домой, предварительно получив от врачей все необходимые рекомендации. А через полтора месяца снова вернулся в Регенсбург – восстанавливать двигательную активность колена.
Минимальный реабилитационный курс в клинике Айхорна составлял две недели, но я попросил руководство ЦСКА, чтобы меня отправили в Германию на месяц-полтора. Понятно же, что дома ты все равно пусть и незначительно, но нарушишь рекомендации. Где-то чипсы взял, где-то из-за собственной лени упражнения не доделал, набрал вес.
В Регенсбурге всем процессом реабилитации управлял бывший спортивный врач мюнхенской «Баварии» Хельмут Хоффман. Сам он когда-то был неплохим футболистом, входил в сборную Германии, потом получил медицинское образование, написал несколько книг по восстановлению игроков после травм, и, кстати, многие из тренажеров, которые стоят в реабилитационном центре клиники, Хельмут изобрел сам именно для коленного сустава. Там были какие-то платформы для стабилизации, какие-то веревки, на которые ты встаешь и на которых держишь равновесие, то есть было совершенно очевидно: клиника преследует задачу не просто вернуть пациента к нормальной жизни, чтобы он ходил не хромая, а вернуть его в профессиональный футбол полноценным игроком.
Каждый день на протяжении полутора месяцев я просыпался в семь утра, получал от врачей длинный список с перечнем занятий и процедур и до шести вечера перемещался из кабинета в кабинет с небольшим перерывом на то, чтобы перекусить.
Вернувшись через полтора месяца в Москву, я уже мог прилично нагружать ногу в тренажерном зале по программе, которую мне расписали в Германии, а спустя какое-то время поехал в Регенсбург в третий раз еще на две недели. Как объяснил Айхорн, прежде чем выпускать меня на поле и давать ноге полную нагрузку, важно было досконально проверить работоспособность суставов и мощность мышц.
Упражнения в тот приезд постоянно перемежались какими-то бесконечными тестами на компьютере, но в Москву я вернулся, чувствуя себя абсолютно здоровым человеком. От момента травмы до начала полноценных тренировок в составе ЦСКА прошло пять с половиной месяцев. А еще через пару недель я вышел на свой первый матч.
Этот матч, как сейчас помню, проходил в Краснодаре. Была уже глубокая осень, конец чемпионата страны, нам оставалось провести всего две игры – с «Кубанью» и «Рубином». Валерий Георгиевич сразу сказал, что клубу позарез надо выиграть в чемпионате бронзу, поэтому я должен встать в ворота.
Мне, честно говоря, было страшновато: кто мог знать, как все сложится после такого долгого перерыва? Все это я попытался осторожненько озвучить Газзаеву, но никакие мои доводы он не принял в расчет, и на игру я вышел. Матч мы выиграли со счетом 1:0. В Казани на нашем счету тоже оказался единственный гол, и бронзовые