Страйк впервые встретил человека, который хотел быть уверенным в том, что его близкий человек мертв, а не жив. Он полагал, что это было крайним проявлением феномена, с которым он был слишком хорошо знаком: женщина наотрез отказывалась признать, что ее партнер не тот, за кого она его принимала.
– Когда вы в последний раз получали известия от Руперта?
– Д-двадцать второго мая… мы разговаривали по телефону. В те выходные он съезжал из дома, так что мы г-говорили недолго… мы… мы…
Рыдания снова одолели ее. Страйк отпил еще немного остывшего кофе. Наконец Десима сказала:
– Мы поругались. Я хотела, чтобы Руп п-просто вернул неф папе, но он отказался, что было на него не похоже, он обычно таким не был – он просто сказал, что неф его, и он его оставит! Так что, видите, – ее голос сорвался на крик, – это я виновата в том, что случилось! Это я виновата, что он пошел в "Серебро Рамси"! Он думал, что на его стороне никого нет, он был в отчаянии… а потом его у-убили! У него разрядился телефон, он перестал выходить в соцсети – я пошла в полицию, я была в панике, но они не отвечали мне неделями, а в конце концов мне сказали, что Р-Руп в Нью-Йорке, что просто смешно, его там нет, я знаю, что его там нет!
– Почему полиция думает, что он в Нью-Йорке?
– Они поверили его тете на слово! Она утверждает, что Руп позвонил ей двадцать пятого мая и сказал, что получил там работу, но это смешно, он никого не знает в Нью-Йорке, что он там будет делать?
– Как зовут тетю Руперта?
– Анжелика Валлнер. Она ужасная женщина, Руп ее ненавидит! Вот это-то и смешно – он ничего бы не сказал Анджелике!
– Вы сами говорили с госпожой Валлнер?
– Да, но она просто крикнула: "Он в Америке!" и сказала, чтобы я перестала к ней приставать! Руп… ну, он же не сказал ей, что мы вместе… Она ненавидит моего отца, или что-то в этом роде…
– А как насчет других родственников Руперта? Друзей?
– Никто его не видел с двадцать второго мая! Саша даже на мои звонки больше не отвечает! Он только и сказал: "Если Анджелика говорит, что он в Нью-Йорке, значит, он там!"
– Никто не воспринимает это всерьез! Друг Рупа, Альби, говорит, что, по его мнению, Руп уехал, чтобы "прийти в себя", но даже Альби перестал отвечать на мои звонки! Саша не хочет со мной разговаривать – Валентин так зол на все это, что я приехала сюда, чтобы спокойно родить ребенка…
– Мне нужно, чтобы Лев знал, что его отец ушел только для того, чтобы попытаться все исправить, и он никогда не собирался оставлять нас навсегда! Я должна это доказать! И тогда я смогу устроить Рупу нормальные п-похороны… и, по крайней мере, у нас будет… могила, которую мы сможем посещать. Я не могу так дальше жить – вы должны доказать, что это был Руп в том хранилище! – причитала Десима Маллинз, ее глаза покраснели и опухли, как у поросенка, а ребенок ее вора-бойфренда был спрятан под ее грязным пончо.
Глава 3
Слишком неожиданно ты сообщаешь о такой потере.
Мэтью Арнольд
Меропа: Трагедия
Робин Эллакотт солгала своему напарнику-детективу о боли в горле и высокой температуре. На самом деле, она лежала на больничной койке под капельницей с морфином, намереваясь, чтобы как можно меньше людей узнали о ее состоянии.
Накануне днем Робин пересекала вестибюль вокзала Виктория, преследуя объект наблюдения, когда внезапно почувствовала, будто раскаленный нож пронзил ей правый бок. Колени подогнулись, и ее вырвало. Две женщины средних лет поспешили ей на помощь и, панически бормоча что-то о лопнувших аппендиксах, окликнули дежурного по станции. За удивительно короткий промежуток времени Робин на каталке вывезли со станции к ожидавшей машине скорой помощи. Она смутно помнила лица парамедиков, еще более жгучую боль и тряску машины, когда ее везли в больницу, затем ледяной зонд УЗИ на животе и лицо анестезиолога, скрытое маской. Следующее четкое воспоминание было о том, как она проснулась и ей сообщили, что у нее была внематочная беременность и лопнула фаллопиева труба.
Робин позвонила своему парню, офицеру уголовного розыска Райану Мерфи, как только смогла дотянуться до мобильного, но он был слишком далеко от дома, чтобы у него был хоть какой-то реальный шанс добраться к ней до окончания вечернего времени посещений. Она умоляла Мерфи, который был потрясен случившимся, позвонить Страйку, сослаться на то, что у нее жар и боль в горле, и сказать, что она не сможет отвезти его в Кент. Робин также внушила своему парню, что ее родители ни при каких обстоятельствах не должны узнать о случившемся. Робин сейчас меньше всего нуждалась в том, чтобы мать нависала над ней и обвиняла в случившемся ее работу, что, конечно же, было несправедливо.
Шок от внезапной госпитализации и ее причины был настолько сильным, что даже спустя двадцать четыре часа Робин все еще чувствовала себя так, будто проскользнула сквозь какой-то портал в чужую реальность. Прошлой ночью она почти не спала из-за тихих стонов пожилой женщины на соседней койке. Утром Робин отвезли в освободившуюся одноместную палату, за что она была благодарна, хотя и не совсем понимала, чем это заслужила, разве что одна из старших дежурных медсестер, казалось, пожалела ее из-за отсутствия посетителей.
Несмотря на сонливость от бессонницы и морфина, Робин большую часть утра пыталась восстановить в памяти события, чтобы определить, когда, вероятно, произошла ошибка контрацепции, учитывая предполагаемую дату зачатия, озвученную хирургом. Теперь она думала, что вычислила, когда, вероятно, была допущена ошибка, и боялась, что придется говорить об этом с Мерфи, когда он приедет днем. Больше всего ее мучило чувство вины за то, что она