– Я укрылся не среди неверных, а в доме друзей. А что до того, кто кого грабит – то этот вопрос мы могли бы обсудить и без ядовитых корней, не так ли?
– Говорю тебе, эмир, я найду…
– Ты можешь не утруждаться сверх меры, визирь, – холодно произнес Анир, – потому что имя мне уже известно. Меня занимает лишь одно – готов ли тот, кто это имя носит, ответить за попытку лишить меня жены и сына?
– Аллах, видимо, сам шепчет тебе о том, чего никто не знает, – сухо ответил визирь.
– Может, и шепчет, – кивнул Анир.
«Наверное, пора», – подумал Элио и пробормотал заклинание.
Свет луны вдруг сгустился над башней, словно под действием линзы, и ярко озарил лицо молодого эмира. Он как раз вовремя снял пенсне, чтобы не испортить впечатление. Народ восхищенно загудел.
– Так ты знаешь имя, эмир – и можешь его назвать? – воскликнул шейх Уссем.
– Могу, – ответил Анир, – но не хочу разделять моих братьев и сестер еще сильнее, – он обвел рукой площадь и улицы. – Хотя я бы скрестил с ним свою саблю, если бы он только посмел назвать себя сам!
Аль-Сухран нервно сжал бороду в кулаке. Элио на всякий случай добавил невидимый щит перед эмиром. Вообще юноше хотелось бы, чтоб они уже закруглились – наблюдать за этими картинами, как будто явившимися из глубин средних веков, было интересно, но не так же долго!
– Я найду этого человека, эмир, – сказал визирь, – и приведу его на твой суд, если только…
– О, ты-то найдешь! – недобро расхохотался Уссем. – На, погляди, – он протянул к визирю зеркально свернувший клинок, – он там, в отражении!
Тут уже дошло до самых тугодумных. Народ разразился громкими воплями; откуда-то в руках подданных эмира появились ножи, сабли, кинжалы, пистоли и ружья, помнящие еще, наверное, прадеда Уссема. Колонна воинов шейха с боевым кличем качнулась вперед, как и небольшой отряд дворцовой стражи. Но примерно две трети из нее, напротив, отступили назад, еще более увеличив брешь в своих рядах.
– Ты ответишь за клевету! – взревел Аль-Сухран и тоже наконец выхватил саблю. – Ты и твоя шайка, а затем – все эти иноверцы, что грабят нашу страну уже сотни лет!
Анир обернулся к Элио. Юноша на миг ощутил укол совести – ведь визирь был во многом прав, и сколько бы ни платили в казну эмиров купцы Ресандретты, они все равно оставались настолько богаты, что могли скупать дома и земли Таназара чуть ли не за гроши.
– Не могли бы вы сделать мой голос погромче? – шепотом спросил Анир дан-Улудж.
Романте пробормотал заклинание, и эмир снова свесился через край бойницы.
– Стойте! – его голос прогремел над площадью и улицами, как раскат грома, так что лошади даже испуганно заржали и присели на задние ноги. Люди тоже замерли; наконец воцарилась тишина.
– Разве недостаточно у нас врагов, – гневно вопросил Анир, – чтобы мы еще и резали друг друга им на радость? Разве там, – он махнул рукой, – далеко на востоке, не погибли мои братья, разве не халиф с востока убил их? Разве не из-за него умер от горя мой отец – как и многие ваши отцы, когда чиновники халифа грабили, разоряли, отнимали у нас все?!
Снизу раздался глухой ропот.
– Тогда почему вы, мои братья и сестры, готовы убивать друг друга из-за старого отравителя – когда у нас есть враг, с которым мы должны бороться, чтобы защитить нашу землю? Разве честь наших предков для нас значит меньше, чем пепел в очаге?!
Ропот перерос в рев, от которого стены и пол надвратной башни завибрировали.
Капитан дель Конти с некоторой тревогой взглянул на Элио и прошептал:
– Он же не поведет их в атаку на Рександретту?
– Не думаю, – покачал головой джилах. – Тут его жена. Он ее любит.
Капитана это особо не убедило, но когда первая волна рева схлынула, Анир выхватил саблю из ножен и вскричал:
– Я не допущу братоубийственной битвы между вами! Но тот, кто убил Аль-Рахмана, старого друга моего отца, тот, кто едва не погубил мою Илсу – он ответит передо мной по закону наших предков! Визирь Аль-Сухран, я иду за тобой!
* * *
Могло показаться, что это не очень честно – эмиру еще не было и тридцати, а его визирю перевалило за шестьдесят. Но, с другой стороны, Аль-Сухран все еще был высок, крепок и силен, к тому же выглядел как вдохновенный пророк из легенд. Анир же больше напоминал хомячка – на голову ниже визиря, кругленький, упитанный и с виду совершенно безобидный. Элио ни за что бы на него не поставил, если бы не видел лично, как эмир кромсает саблей врагов, которых не успел забить насмерть скамейкой до того, как она развалилась.
Внизу, стараниями юноши, лежал круг лунного света. Может, самые наблюдательные и задались бы вопросом, почему этот круг не двигается по мере движения луны – но таковых в толпе не нашлось. А может, все были слишком увлечены предстоящим поединком. Не часто, в конце концов, в бою сходятся правитель и его министр.
Аль-Сухран и Анир сбросили халаты и кафтаны и вышли в круг, обнажив сабли. Джилаху пришлось убрать щит, но он стоял в первом ряду, готовый в любой момент его вернуть.
Шейх Уссем коротко пронзительно свистнул, и противники бросились друг на друга. Элио вздрогнул – он читал о дуэлях среди благородных дворян, и те не кидались на противников с такой яростью. Визирь и эмир сшиблись чуть ли не сразу грудь к груди, скрестив сабли.
Острые концы клинков замерли в опасной близости от их глаз. Аль-Сухран был выше и принялся давить на Анира, наседая так сильно, что молодой эмир вынужден был отступить на шаг, затем другой, а затем он вдруг ловко отпрыгнул в сторону и полоснул визиря саблей. Чуть выше ажурного кожаного ремня на теле старика появилась узкая и неглубокая рана.
Толпа судорожно вздохнула. Но Аль-Сухран тут же повернулся и вскинул саблю перед собой так, чтобы клинок защищал его грудь и живот, наискось от правого бедра до левого плеча. Ладонью старик уперся в верхнюю незаточенную часть сабли. Анир пошел на него, обходя по кругу слева направо.
Следующими ударами они обменялись так быстро, что Элио и моргнуть не успел. Клинки со стуком ударились друг о друга несколько раз, и эмир снова отпрянул, оставив посреди груди Аль-Сухрана еще одну алую полосу и отрезав кусок бороды. Однако по