Софи взглянула на него своим ясным взором и покачала головой.
– Все в порядке. Ты делал то, что считал нужным. Когда все это кончится…
– Голубки, поворкуете потом, – крикнул Винси. – Тут ни зги не видно и холодает.
Недовольно поджав губы, Сайлас подвел Софи к боссу. Тот еще раз оценивающе прошелся по ней взглядом и кивнул Сайласу с улыбкой, будто давал благословение. Да они с наставником решили его в могилу свести!
Сайлас обязательно сказал бы что-то ехидное, но босс вытащил нож, и Софи сжала руку Сайласа сильнее. Он наклонился к ней.
– Не волнуйся. Видишь этот ящик? – Он указал ей под ноги, и Софи кивнула. – Он защищен кровью твоего рода. Нам нужна пара капель, чтобы можно было вскрыть его. Пара капель, не больше.
Софи покивала и протянула руку боссу, который тут же дернул ее за собой вниз. Они втроем присели над ящиком, и босс резко провел по ладони Софи ножом. Она вздрогнула. Руны, парящие над ящиком, засветились красным, стоило им соприкоснуться с кровью, и купол, зашипев, осыпался на землю искрами. Глаза босса засияли, и когда в воздухе появились новые символы, он установил прямо на них свой артефакт, тут же вспыхнувший ослепляющим светом.
Сайлас услышал возню рядом и обернулся. Алистер подошел чуть ближе и пытался разглядеть что-то за их спинами, но Винси его остановил.
– Сработало, – улыбнулся босс. Сайлас давно не видел, чтобы тот улыбался не саркастично и не злобно, а так искренне. Когда крышка ящика наконец открылась, все склонились над ним, увидев среди сетки постепенно распадающегося мерцающего заклинания ворох листов, исписанных кривым почерком, с рисунками и примечаниями. Сайлас и сам почувствовал восторг: наконец-то они добрались до них! Там ведь может быть та самая печать, с помощью которой можно открыть Хранилище.
Пока босс настолько увлечен расшифровками и не успел передумать, Сайлас поднял Софи и повел ее к Алистеру и Серафине, которых так и дежали позади. Он насторожился, не увидев кота, но темнота была почти непроглядной. Может, крутится где-то неподалеку и опять начнет ему докучать.
– Я хотела сказать, Сайлас. – Софи повернулась к нему, взяв за руку. – Когда все закончится, если захочешь… ты можешь прийти.
– Хорошо. – Он поддался порыву и наклонился, быстро чмокнув ее в губы. – Я приду. А теперь возвращайся домой.
Дни тянулись один за другим, как лоскутное одеяло, состоящее из одинаковых одноцветных квадратиков. Софи готовила завтраки, улыбалась клиентам, здоровалась и прощалась с Серафиной, которая без конца пыталась напоить ее зельями, хотя проблему они не решали.
Иногда по вечерам заходила Челси, дожидалась Серафину, и они уходили, болтая и смеясь, а Софи оставалась в лавке одна.
В свободное время она могла часами сидеть на своей любимой скамейке, с которой открывался вид на реку и лес, смотреть, как загораются огни в городе и как крутится невысокое колесо обозрения в парке – его, со слов Челси, запускали до самых холодов.
Жизнь продолжалась, а время текло слишком медленно.
Ей казалось, что с приезда в Сент-Ивори прошел целый год. На деле же сентябрь едва подходил к концу. Клэр собирала вещи, и со дня на день они с Алистером должны были уехать в Нью-Йорк. Софи была уверена, что вмешательство Клэр пойдет на пользу магическому миру. И все же оставаться одной было страшно. Люсьен часто пропадал, и пустота дома давила, усугубляясь кошмарами и мигренями.
Софи боялась оставаться одна, но требовать чьего-то присутствия было эгоистично. У каждого из ее близких была своя жизнь, и не их вина, что Софи чувствует себя оторванной от мира живых. Застрявшей где-то посередине, как бесплотный дух без дома и якоря, удерживающего в реальности. Она наконец сходила на кладбище, чтобы положить цветы на могилу бабушки – обычный холмик без креста, что было понятно. Отца хоронили по католическому обряду, мать настояла на этом. На могиле бабушки было пусто, и Софи быстро ушла оттуда, чувствуя липкий страх. Она ведь тоже могла вот так лежать в сырой земле, если бы не Люсьен.
У каждого из ее друзей был кто-то близкий, с кем они могли поговорить и поделиться переживаниями. Когда Софи погружалась в свои мысли – она оставалась там наедине с кошмарами и растущей тревогой. И рядом не было совсем никого, с кем она могла бы это разделить.
Поднимаясь наверх из лавки, она часто ложилась на кровать не раздеваясь. Порой она слышала шелест страниц на чердаке, но не находила там ничего, кроме пустоты.
В щели задувал ветер, становилось холодно, и ей приходилось одеваться теплее и накрываться двумя одеялами. Чердачную дверь она тоже запирала на ночь, чтобы не видеть темного провала, безжизненно глядящего сверху, и не допускать сквозняка.
Серафина каждый день напоминала, что надо заказать новое окно, потому что пленка почти стерлась и в нее задувал ветер, но Софи откладывала это, по-прежнему сохраняя надежду на то, что Люсьен вернется и все станет как раньше, хотя с каждым днем надежда эта истончалась. Сайлас тоже не приходил, и Софи старалась переключиться на работу, чтобы тоска не накидывалась на нее слишком яростно.
Приближался октябрь, и в преддверии Самайна покупателей стало больше. В последний день сентября Софи прибиралась на полках, расставляя по цветам ведьмины бутылочки с солью. Их они заготавливали прошлым вечером с Челси. Иногда она присоединялась к Софи и Серафине, и в последние дни они стали проводить больше времени втроем. Софи радовало, что присутствие других ведьм отвлекает ее от мрачных размышлений, но пустота внутри никуда не девалась.
С другой стороны, она и не становилась больше, поэтому Софи полагала, что жить с пустотой внутри не так уж страшно. Она думала о бабушке, которая, должно быть, точно так же просыпалась и засыпала наедине со своими мыслями. Ее все чаще интересовало, о чем она думала, как себя чувствовала – совсем одна в этом огромном доме.
Когда звякнул колокольчик, погруженная в размышления Софи даже не обернулась, но знакомый голос заставил ее встрепенуться.
– Хочешь, наложу на дом согревающие чары?
Обернувшись, Софи едва не выронила одну бутылочку,