На его лице отразилось облегчение, такое откровенное, что на мгновение он снова стал просто человеком, а не магом-инквизитором.
— Да. Более того, — он сделал шаг ближе, — если вы поможете сейчас, если хоть как-то замедлите воду, дадите время на эвакуацию, я лично гарантирую не только иммунитет от преследования. Вы получите официальный титул Мастера Королевства. Финансирование для любых исследований. Защиту для вас и вашей… — его взгляд скользнул по Таре и Лукасу, — семьи. Навсегда.
Я закрыла глаза. В голове проносились картины. Харчевня, которая стала домом. Механические помощники, которые были друзьями. Мирная жизнь трактирщицы, о которой я мечтала еще несколько дней назад.
Все это исчезнет, если я соглашусь. Я стану видимой. Известной. Частью системы, которую боялась и от которой пряталась. У меня больше не будет возможности просто жить тихо, в стороне от больших дел и опасностей.
Но если я откажусь, умрут люди. Тысячи людей. Дети, старики, обычные люди, которые просто хотят жить.
Выбор был не выбором вовсе.
Открыв глаза, я встретилась взглядом с Сореном. И в моем голосе, когда я заговорила, не было сомнений. Только усталая решимость.
— Я согласна.
Глава 31
Слова еще не успели растаять в воздухе, как дверь харчевни распахнулась с такой силой, что задрожали петли. На пороге стоял Брокен, и он был совсем не похож на того уверенного, грозного воина клана Черного Железа, которого я видела несколько дней назад.
Его кожаная броня была изорвана, покрыта слоем серой пыли, смешанной с чем-то темным — кровью или грязью, не разобрать. Борода, обычно аккуратно заплетенная в косы со множеством серебряных колец, свисала спутанными прядями, в которых застряли осколки камня. Лицо, и без того изуродованное шрамами, теперь было искажено чем-то, что заставило меня невольно сделать шаг назад. Не гневом. Не яростью. Горем.
Чистым, неразбавленным горем, от которого ломаются даже самые крепкие души.
Он влетел в зал, и каждый его шаг был тяжелым ударом окованных сапог по деревянному полу. Остановился посреди комнаты, раскинув руки, словно обращаясь не только к нам, но и к самим богам.
— Довольна⁈ — прорычал он, и голос его был как камнепад в узком ущелье — низкий, гулкий, наполненный такой болью, что она эхом отзывалась в груди. — Ты отказалась отдать Сердце! И вот результат!
Он резко развернулся ко мне, и в его темных глазах плескалось безумие отчаяния.
— Моя семья! Мой клан! Они там, под завалами! Тоннели рухнули! Старейшина Торгрим! Моя жена Хельга! Мой сын Дарин ему всего двенадцать зим! — голос сорвался на крике, и гном на мгновение зажмурился, сжимая кулаки так, что костяшки побелели. — Они живы. Пока живы. Мы слышим их стук через камни. Но выход завален тоннами породы! А вода… вода поднимается! И если мы не откопаем их раньше, если не остановим поток…
Он не закончил. Не смог. Просто стоял, тяжело дыша, и по щекам, изборожденным шрамами, текли слезы. Беззвучные, горькие слезы воина, который впервые в жизни столкнулся с врагом, против которого бесполезна любая сила.
— Мне жаль, — начал Сорен, делая шаг вперед, и в его голосе звучало сострадание. — Мне искренне жаль, но просто артефакта недостаточно…
— Заткнись! — рявкнул гном, резко разворачиваясь к магу. И то, что я увидела в его глазах, когда он смотрел на инквизитора, было страшнее ярости. Это была ненависть, выкристаллизовавшаяся за десятилетия, отшлифованная до совершенства. — Именно из-за тебя! Из-за вас всех! Из-за вашей проклятой гордыни!
Он сделал шаг к Сорену, и хотя маг был намного выше, именно гном сейчас выглядел доминирующим, угрожающим.
— Вы уничтожили техномагов! Охотились на них, как на зверей! Сжигали на кострах! Объявили их работу мерзостью и ересью! — каждое слово было ударом молота по наковальне. — А знаешь, для чего они были нужны⁈ Для чего⁈
Сорен молчал, и только напряжение в плечах выдавало, что слова достигают цели.
— Для равновесия! — продолжал Брокен, и голос его стал тише, но от этого не менее страшным. — Стихийная магия часть мира, часть природы. Огонь, вода, земля, воздух — они живут, дышат, растут. Как растение. Как река. Остановить их невозможно, но можно направить, уравновесить. Техномагия была противовесом! Она успокаивала разбушевавшуюся природу, поглощала излишки энергии, давала выход там, где стихии грозили взорваться!
Он махнул рукой в сторону окна, за которым виднелись Железные горы.
— Два века назад техномагов было тысячи! Они жили в каждом городе, в каждой деревне! Создавали свои механизмы, вкладывали в них силу, и эта сила растекалась по миру, как масло по воде, сглаживая острые углы дикой магии! Но потом пришел ваш король-фанатик! Решил, что техномагия — это мерзость перед богами! И началась охота!
Брокен повернулся обратно ко мне, и в его взгляде я увидела не обвинение, а какое-то горькое понимание.
— За пятьдесят лет они выжгли почти всех. Оставшиеся спрятались так глубоко, что их не найти. Перестали творить, перестали создавать. И что же произошло? — он развел руками. — Стихийная магия начала накапливаться! Без противовеса! Без выхода! Как вода в запруде! Два века копилась, росла, давила! И вот — прорвало!
Он ткнул пальцем в пол.
— Землетрясения! Пожары! Наводнения! Это не просто несчастные случаи! Это мир кричит от боли! Это стихии рвутся наружу, потому что больше некому держать их в узде! А вы продолжаете охотиться на последних техномагов, вместо того чтобы встать на колени и молить их о помощи!
Тишина, последовавшая за его словами, была абсолютной. Даже «Ветошкин» на кухне замер, его совок застыл на полпути к куче мусора.
Сорен стоял неподвижно, и я видела, как напряглись его плечи. Он уже знал эту теорию, но одно дело строить гипотезы по древним свиткам и статистике катастроф. И совсем другое — услышать обвинение из уст гнома, чья семья погребена под завалами.
— Я знаю, — тихо сказал маг, и в голосе его звучала такая усталость, словно он не спал неделями. — Боги свидетели, последний год я изучал хроники, сопоставлял даты.
— Всего лишь год⁈ — с горечью рассмеялся Брокен. — Два века, человек! Два века мы, гномы, пытались достучаться до ваших королей! Объясняли, показывали записи! Но нет! «Техномагия — мерзость! Только божественная стихийная сила чиста и правильна!» И вот результат!
Он снова зажмурился, и когда заговорил снова, голос стал тише, надломленным.
— Хельга…