На шум сбежались жители селения, Госодзи всегда вызывал у них отвращение; его оттащили от Годзо и помогли юноше встать на ноги.
– Вы спасли мне жизнь, хотя она недостойна подобной милости. И все же мне еще не время принять смерть…
Ни одна черточка не дрогнула в лице Годзо.
– В тебя, верно, вселился бог нищеты! – завопил Госодзи. – Я потерял все, что имел, я буду ползать в грязи, но верну свое состояние! Я поеду в Наниву [141] и открою там дело! А тебя я лишаю наследства. Не смей больше ходить за мной! – Лицо Госодзи перекосилось от ярости, он выбежал из деревни – и исчез навсегда.
А Годзо вскоре принял постриг и вступил на Путь Будды. Он поселился в горном монастыре и достиг выдающейся святости.
Мотосукэ по-прежнему поддерживал мать. Оба они нашли пристанище в Хариме, у родни со стороны матери, и Мотосукэ снова взял в руки мотыгу и вернулся к крестьянскому труду. А мать поставила свой станок и ткала с утра до ночи, уподобившись Такухататидзи-химэ [142]. Жена Госодзи вернулась к родителям и тоже постриглась в монахини. А люди и поныне помнят бесстрашную улыбку отрубленной головы Мунэ…
Сутэиси-мару
Перевод Г. Дуткиной
«В горах Митиноку цветок из золота расцвел чудесный» [143], – говорится в одном старом стихотворении, и это воистину так. В селении Ода у подножия этих гор жил один богатый человек, люди так и прозвали его: «богач из Оды». Никто в краю Адзума не мог тягаться с ним в богатстве. Однако человек этот, препоручив все свое состояние сыну Кодэндзи, пил саке и вел разгульную жизнь.
Старшая сестра Кодэндзи – Тоё, – овдовев, с дозволенья родных постриглась в монахини, вступила на Путь Будды и стала зваться Хоэн-бикуни – монахиня Хоэн. Когда мать их скончалась, она взяла в свои руки бразды правления в доме. Сердце у Хоэн было доброе, она жалела работников и челядинцев; те же платили ей верной службой.
Был у них слуга по прозвищу Сутэиси-мару [144] – около шести сяку ростом, широкий в плечах и по части выпивки мастер. Хозяин питал к нему слабость и, вознамерившись угоститься, всегда призывал к себе Сутэиси-мару.
Как-то однажды хозяин, хватив лишнего и захмелев, сказал Сутэиси-мару:
– Ты, конечно, в выпивке дока, только, когда наберешься, вечно завалишься где попало, не разбирая – поле ли, горы, и дрыхнешь без задних ног. Недаром тебя прозвали Брошенный Камень. А вдруг, не ровен час, случится беда – ведь тебя может сожрать какой-нибудь волк или медведь! Видишь меч? Мой прапрапрадедушка любил похвастаться своей силой, вот и сделал себе клинок шире обычного. Как-то раз на охоте он повстречался в горах с медведем. Медведь зарычал, оскалил клыки и бросился на прапрапрадедушку, но тот выхватил меч, проткнул медведю брюхо и отрубил голову. После этого случая его прозвали Победитель Медведей – Кумакири-мару. Помяни мое слово, однажды, когда ты напьешься, тебя растерзают дикие звери. Возьми этот меч и всегда носи при себе. Это будет твой дух-хранитель. – И старик вручил Сутэиси-мару меч.
Тот приложил меч ко лбу и поклонился:
– Волка или медведя я убил бы и так. Но уж коли какой-нибудь черт захочет меня сожрать… Тогда меня прозовут Победитель Чертей! – И он прицепил меч на левый бок.
– Давай отпразднуем это! – воскликнул богач.
И они угощались до тех пор, пока девочка, прислуживавшая им, не засмеялась:
– Ой, да вы уже выпили целых три масу! [145]
– Я превосходно себя чувствую, – сказал Сутэиси-мару. – Пойду-ка в поле, проветрюсь немного. – Он встал и, пошатываясь, вышел на улицу.
Проводив его взглядом, старик подумал: «А вдруг он потеряет мой меч? Надо бы проследить, чтоб Сутэиси-мару добрался до дому…» Он тоже поднялся, но ноги не слушались его.
Кодэндзи, беспокоясь за отца, последовал за стариком на некотором отдалении.
Вскоре Сутэиси-мару, добредя до журчащего среди поля ручья, повалился на землю и захрапел. Меч он обронил там, где упал.
– Я как в воду глядел, – проворчал богач и потянул к себе меч.
Но Сутэиси-мару вдруг открыл глаза.
– A-а, отнимаете то, что сами же подарили?! – взревел он и, забыв, что перед ним хозяин, бросился на богача с кулаками. Куда старику тягаться в силе с Сутэиси-мару? Вскоре он уже барахтался на земле под оседлавшим его слугой, однако еще цеплялся за меч.
Кодэндзи, стоявший поодаль, помчался на помощь отцу и попытался оттащить Сутэиси-мару, но силой тоже, увы, похвастаться не мог.
– Эй, не дурите, молодой господин! – вскричал Сутэиси-мару и, обхватив Кодэндзи правой рукой, швырнул на лежавшего на земле отца.
Тут Сутэиси-мару слегка протрезвел и, сообразив наконец, кто перед ним, поумерил свой пыл, но Кодэндзи, желая помочь отцу, изо всех сил ударил Сутэиси-мару и сбил его с ног.
Старик кое-как поднялся. Воздев над головой меч, он громко затянул:
– Нет в Японии равных мне в силе! Имя мое – Мусасибо, я знаменитый монах из Западной Пагоды!.. [146]
Сутэиси-мару затрусил следом за ним, подпевая:
– Мы стремимся вперед, к реке Коромогава… [147] – И вдруг дернул меч из рук богача.
Клинок выскочил из ножен и полоснул Сутэиси-мару по ладони. Алая кровь брызнула прямо в лицо старику. Однако Кодэндзи показалось, что Сутэиси-мару проткнул его отца, – и он изо всех сил вцепился в слугу сзади. Тот с силой ударил Кодэндзи в лицо. Теперь кровь его брызнула на Кодэндзи. Богач же вообразил, что Сутэиси-мару убил его сына, и, размахнувшись, он ножнами стукнул Сутэиси-мару по голове. Но Сутэиси-мару ухитрился отразить удар обнаженным мечом и, горланя песню, снова стал наседать на противника.
Сутэиси-мару даже и не задел никого клинком, но хлеставшая из его руки кровь залила хозяина.
Тут прибежали слуги и запричитали:
– Ох, ужас какой! Ах, убивают!
Они с двух сторон набросились на Сутэиси-мару.
Наконец Сутэиси-мару понял, что натворил, и, подхватив под мышки слуг, помчался по берегу с криком: «Я не убивал господина!»
Слуги, болтаясь под мышками, вопили:
– Убийца! Ты убил своего господина!
«А может, я в самом деле прикончил хозяина и сынка?» – испугался Сутэиси-мару и, утопив обоих слуг в ручье, скрылся.
У старика хмель еще не выветрился из головы, и он направился к дому, весь в крови, размахивая мечом и приплясывая. Кодэндзи брел следом.
В доме поднялся переполох. Однако Кодэндзи, успокоив домашних, проводил отца в опочивальню. Сестра его пребывала в растерянности.
– Откуда