– Я тебе кое-что скажу, только ты не говори никому, – попросил я, не в силах удержаться. Да, я пообещал, но иногда и клятвы могут быть нарушены. – Мне вчера отец кое-что рассказал.
Крис взволнованно посмотрела на меня, и в глазах ее блестел нездоровый интерес. Пока я переводил дыхание, собираясь, она в нетерпении дернула меня за рукав.
– Ну?
– Короче, отец вчера рассказал, что они на берегу нашли кровь, – пробормотал я. – Только не красную, а такую, бирюзовую… Понимаешь? Они нашли нечеловеческую кровь…
Крис ахнула, а потом зажала ладошкой рот.
– Да ладно? И ты думаешь, что она…
– …принадлежит сирене, – закончил я вместо нее. – Только знаешь, сегодняшняя сирена не была похожа на раненую. Может, их несколько?
– Или у них быстрая регенерация, – пожала плечами Кристина. – Блин, посмотреть бы на эту кровь…
– Да смыло все давно. Но у отца в телефоне есть фотка, если подгадаю момент – попробую прислать.
Крис посмотрела на меня неопределенно, а потом мотнула головой.
– Если не получится, не подставляйся. Как-нибудь в следующий раз.
И я промолчал в надежде, что следующего раза все-таки не будет. Мне все еще хотелось, чтобы сирены оказались дурным сном, но болотно-золотистый хвост я никак не мог выкинуть из головы.
Мы подошли к ее пятиэтажке, и я замедлился у подъезда. Дверь закрывалась с помощью кодового замка, и я давно такого не видел – мне казалось, все уже лет пять как перешли на магнитные ключи. Но, даже по сравнению с нашим, дом Крис казался более обветшалым, которому и до аварийного состояния недалеко. Она зажала пальцами три кнопки с цифрами один, четыре и восемь, и дверь, щелкнув, открылась. На лестнице пахло куревом и сыростью, что совсем неудивительно для Морельска. Стены, выкрашенные в темно-синий цвет снизу и побеленные сверху, кто-то разрисовал маркерами и баллончиками.
– У вас не гоняют за это? – кивнул я на рисунки.
– Кому это надо? – хмыкнула Крис. – У нас полподъезда так рисует.
– В Москве б уже поймали…
– Ну, где Москва, а где мы – морская провинция?
И я только кивнул, потому что не мог не согласиться. Где Москва, а где Морельск? Мы поднялись на второй этаж. На площадке, как и у нас, располагались четыре квартиры. Три из них были с металлическими входными дверьми, а мы подошли к старой, потрепанной, обитой кожзамом. Крис вытащила из кармана связку ключей и одним поворотом в скважине отомкнула замок.
– Проходи.
Из глубины квартиры послышались разговоры, и Крис мгновенно напряглась, беззвучно выругалась: глядя на то, как шевелились ее губы, я разобрал четыре бранных слова.
– Черт, он дома.
– Кто это?
– Отчим, – пробормотала она, скидывая кроссовки.
В квартире сильно пахло спиртным, копченой рыбой и попкорном. Как взаимосвязаны эти три продукта, я не знал, потому что пил редко и морепродукты терпеть не мог. Пахло и пóтом, прелой одеждой, а само помещение давно просило ремонта. Побелка на потолках давно посерела, а обои в тонкую полоску будто начали отслаиваться еще в прошлом веке. Обувь валялась вне шкафа, на полусломанных крючках висели старые олимпийки с тремя полосками и куртки. В углу стоял старый велосипед, а посреди прихожей валялись мужские порванные тапки.
– Прости, – пробормотала она. – Я думала, он на работе.
– Но чай-то можно попить? – с улыбкой спросил я. – Или твой отчим меня сожрет?
Крис замялась.
– Разувайся.
Кухня выглядела не лучше прихожей: такая же обшарпанная, на некогда светлой вытяжке виднелись старые пятна жира, плиту никто давно не мыл, а на ней стояла алюминиевая кастрюля с неясным содержимым, от которого пахло кислым. Я поморщился, но прошел внутрь, стараясь не смотреть на Крис, которая швырнула грязную, брошенную на столе чашку в раковину. От раздавшегося звона я вздрогнул.
– Надоело, – ледяным тоном бросила она, и даже у меня вдоль позвоночника пробежали мурашки, хотя ко мне ее раздражение не относилось. – Могли бы хоть убирать за собой.
– Давай я помогу…
– Сядь. – Крис пальцем указала мне на табурет, и я покорно опустился на деревянную жесткую поверхность. Она суетилась вокруг, пока я смотрел сквозь кухонное окно на маленький пустующий дворик. На улице накрапывал дождь, висела неприятная сырость, да и осенью дети гуляли гораздо реже. Я представлял, какой здесь стоял гомон, когда окно летом приоткрывали на проветривание, а во дворе гудела детвора.
Крис стукнула дном металлического чайника о плиту и быстро зажгла газ. Если в Москве у многих стояли электрические плиты, то почти все дома в Морельске были подключены к газу, и даже горячая вода согревалась специальными колонками. Газ еле слышно зашипел, и, не теряя времени, Крис достала из белого шкафчика две большие кружки.
– Чай только черный, – предупредила она.
– Пойдет. – Я согласно кивнул.
В коридоре раздался шум падающей вешалки, а потом недовольный пьяный вопль. Я не выносил пьяных людей: отец, может, и курил, ел лапшу быстрого приготовления, почти не ночевал дома, но в алкогольных дебошах замечен не был. Судя по матам, доносившимся из коридора, здесь намечался целый концерт. Я видел, как напряглись руки Кристины, и она чуть не выронила чайник, неосторожно схватив его за горячую ручку. Крышка, свалившаяся на гарнитур, неприятно звякнула, но Крис не спешила ее поднимать.
– Вот урод, – выплюнула она.
Я не понял, когда в ее руках вместо чайника оказалась бита. Такая массивная, деревянная, с уже стершимся принтом какого-то спортивного магазина. Рукоятка была перемотана изолентой, и я даже удивился, как органично это орудие смотрелось в тонких пальцах Кристины.
– Крис! – сдавленно выдавил я. – Ты что творишь?
– Достал, – бросила она и направилась к кухонной двери, бережно мной прикрытой. – Все время бухает.
Крис дернула дверь на себя так сильно, что круглая несуразная ручка ударилась о стену. Я мог поклясться, что на стареньких обоях осталась вмятина от удара. Глядя на Кристину со спины, я не узнавал ее и восхищался одновременно: с битой, с короткими, собранными на макушке в маленький хвост волосами, с массивными плечами и крепкими мышцами на руках от нелегкой работы она смотрелась как чемпионка мира по любому силовому спорту. Даже кухонные декорации не портили этого впечатления.
На полу и правда валялась вешалка для одежды, а под ворохом курток – кто-то еще. Судя по кряхтению, пьяный мужчина.
– Подъем, – взревела Крис, подходя к курткам и легко пиная их. Она держала биту наготове, занесенной, но резких движений не делала. Я, так и не поняв, нормально это или нет, замер на кухонной табуретке и попытался пялиться в кружку, а не на