Мы переходили на повышенные тона. В голосе Кристины слышалась колоссальная обида, и она вываливала ее тоннами. На меня будто ушат ледяной воды опрокинули, а от слова «предатель» я едва не взвился на месте.
– Я предатель?! Это ты столкнула меня со скалы!
– Я даже не подходила к тебе! – Она опять попыталась повернуться, но батя снова дернул ее за руку. – Это Эйдлены, но почему-то ты веришь им, а не мне!
– Трудно верить человеку, который спал с моим отцом и за месяц не удосужился в этом признаться! – рявкнул я, но сам себя укорил: Крис ведь говорила. Это я не поверил.
Она фыркнула разгневанной кошкой, дернула плечом и ускорила шаг. Отец тоже пошел чуть быстрее, а мне оставалось только семенить за ними, прямо за их сцепленными руками. Я вообще не понимал, как Крис могла ругаться со мной в такой момент: недавно ее трясло от истерики, а сейчас она олицетворяла ярость.
«Защитный механизм, – решил я, – хочу такой же».
– Кстати, с днем рождения, – бросила Крис через плечо, и на ее лице промелькнула еле заметная улыбка.
– Спасибо, – с облегчением отозвался я, надеясь, что конфликт если не исчерпан, то хотя бы на время изжил себя.
Поздним вечером в Морельске было особенно холодно, и зябкость пробиралась даже под куртку. Я сглупил, надев пуховик на футболку: от быстрой ходьбы я вспотел, а теперь продувавший ветер вынуждал меня мерзнуть, и по коже бежали неприятные мурашки. На небе серпом висел полумесяц, но он почти ничего не освещал. Мы вышли с нашего двора на центральный проспект, и там хотя бы работали фонари. На расстоянии в три-четыре метра они возвышались над проезжей частью, освещая и дорогу, и тротуар с трещинами в асфальте.
До дома Крис нам предстояло пройти несколько кварталов. Из встреченных на пути подворотен то и дело слышался пьяный ропот бездомных или запойных работяг, где-то визжали шины. Иногда мимо пролетали машины, даже не думая замедляться перед знаком пешеходного перехода. Мы втроем перебежали дорогу и оказались в квартале старых серых пятиэтажек. Подошли к обшарпанной двери ее подъезда с кодовым замком. Отец безошибочно нажал пальцами нужную комбинацию цифр, и меня это опять укололо: значит, и он здесь бывал. А я, как дурак, не видел ничего дальше собственного носа.
На нужном этаже еле горела лампочка, доживая последние минуты. Она уже мигала, сообщая нерадивым жильцам о том, что ее срочно нужно поменять.
– Он там, в коридоре, – прошептала Крис. – Я не закрывала дверь.
Отец первый подошел к двери, нажал на ручку и медленно потянул на себя. Я затаил дыхание. Кристина, казалось, даже не шевелилась, стояла изваянием за отцом. Но, когда он открыл входную дверь, мы обнаружили, что в коридоре никто не лежит. Только кровь неровными мазками виднелась на полу.
– Тут никого нет. – Отец приобнял Крис за талию. – Где он?
– Был здесь…
Наши голоса разнеслись по подъезду. Мы втроем юркнули в квартиру и закрыли за собой массивную дверь. В кухне слышалось чье-то присутствие: хлопнула дверца холодильника, после скрипнул ножками по ламинату табурет.
– Мама должна быть на ночной смене, – прошептала Крис, прячась за спиной отца.
И я впервые разглядел в ней что-то девичье. Раньше она казалась мне бульдозером, без заминки проезжавшим по остальным, а теперь я видел в ней нежность, скромность и покорность. Правда, меня смущала разница в возрасте, а их отличающееся окружение и разные взгляды на мир наверняка оставляли свой невидимый отпечаток на их отношениях.
Но он так нежно держал ее за талию, загораживал собой, что в какой-то момент я подумал: а может, к черту условности? Это взаправду похоже на любовь.
Отец сделал несколько шагов вглубь коридора, а мы с Крис замерли у двери. Из арки, ведшей в кухню, вывалился мужчина, в котором я узнал ее отчима. Он размазывал кровь по лицу и выглядел устрашающе. Мы с Кристиной синхронно отступили на шаг, и я почти уперся лопатками в дверь.
– Дрянь! У-у-убью! – взревел он, кинувшись было к Крис, но отец остановил его точным ударом в челюсть.
Крис судорожно выдохнула.
– Все-таки не убила, да? – пролепетала она.
Батя метнул в нее грозный взгляд.
– Собирайся, – приказал он. – Здесь ты точно не останешься. Родь, прости, но играть в эти кошки-мышки сил больше нет.
Я равнодушно дернул плечами.
– Как-нибудь я это переживу.
С днем рождения меня, черт возьми.
Отчим Кристины лежал на полу. Он дышал, дрыгал нижними конечностями – точно был жив. Я мог только предполагать, как разворачивались события: скорее всего, она ударила его по лицу, и он отключился. Интересно, у нее хватило мозгов хотя бы пощупать пульс?
Находиться в квартире стало тягостно. Я стоял у большого заляпанного зеркала в коридоре и ждал, когда она соберет вещи, чтобы мы могли двинуться домой. Теперь оставалось догадываться, как мы уживемся втроем. Из комнаты слышались звуки быстрых сборов: в рюкзак то и дело падали вещи, я слышал всхлипы и шлепки – такие, будто Крис била сама себя по щекам, чтоб успокоиться.
Внезапно мой телефон пискнул. «Алиска», – прочитал я с экрана, и одно имя этого контакта болезненно отозвалось под ребрами. Она осталась единственной, кто из нашей четверки меня сегодня не поздравил.
«С праздником! – написала она. – Встретимся на берегу? Хочу поздравить лично».
Сопротивляться Алисе казалось невозможным. От одного ее сообщения внутри меня затрепетало все: я похолодевшими пальцами запихнул гаджет в карман и взглянул на отца.
– Вы справитесь без меня?
– Конечно, – ответил он без запинки. – Родь, прости… Все скомкано вышло. Отметим на выходных?
– Это не обязательно, – отмахнулся я. – Спасибо, что хотя бы сказали мне правду. Крис теперь будет жить с нами?
Отец обвел взглядом коридор и медленно кивнул. Я проследил за ним глазами: обшарпанный потолок, размазанная кровь на полу, раскиданные вещи. А запах в квартире стоял прелый, соленый, пыльный. Так пахли старые квартиры, давно обжитые, но не знавшие должного ухода. Здесь несло старьем, и квартира оттого казалась дряхлой, навевая тоску на всех жителей. Я не удивлялся, что Кристине хотелось отсюда сбежать.
– С нами, – кивнул он сухо. – Надеюсь, ты не против?
– Надеюсь скоро уехать в Москву, – парировал я. – Но я вроде взрослый мальчик, чтобы все понимать. Препятствовать не буду, вставлять палки в колеса тоже. Можно мамой не называть?
– Говоришь, что взрослый, – усмехнулся отец, – а ведешь себя как ребенок.
– Мне пора. Я