Спустя час или около того Чепелев вернулся в Вознесеновку, все еще взбудораженный. Он отыскал следы тигра и сделал вывод, что тот ушел на север ранним утром и теперь вне досягаемости для его трактора. Меня не особо беспокоило, что Чепелев найдет животное: местные тигры стараются избегать людей, и поймать их можно, только если застать врасплох. Услышав громыхание допотопного чепелевского трактора, зверь наверняка тут же скроется. Хищнику стоило бы держаться подальше от людей, но его манило обилие легкой добычи на реке, и, не в силах устоять перед искушением, он подходил все ближе и ближе к своим заклятым врагам из Агзу. Попадись ему на пути затаившийся охотник, встреча могла бы стать смертельной для животного. На Самарге тигры, как правило, жили недолго.
Смеркалось, а мы с Толей все еще пребывали под впечатлением от недавней удачи. Мы снова встали на лыжи и медленно заскользили вверх по реке в надежде услышать крики и определить по ним, кто живет на этом участке – пара или одиночная особь. Уже совсем стемнело, и мы находились всего в сотне-другой метров от притока, как вдруг с дерева сорвалось какое-то массивное существо. Даже в неверном свете его очертания четко вырисовывались на фоне застывшей поверхности реки у скал напротив устья притока. Мне уже доводилось видеть сов в сумерках, поэтому я не сомневался, что это одна из них – правда, на сей раз птица оказалась гораздо больше, чем в предыдущих случаях. Это был рыбный филин. При мысли об этом у меня перехватило дыхание. Птица не делала ни одного лишнего движения: она парила на расправленных крыльях, постепенно снижаясь над водой, а потом скрылась из виду в верховьях притока, где охотилась предыдущей ночью. Мы с Толей радостно переглянулись. Мы видели только силуэт, но даже это можно было считать победой. Судя по тому, откуда вспорхнула птица, она с самого начала наблюдала за нашим приближением. Стараясь не тревожить ее больше, мы остались на месте и подождали еще какое-то время, не закричит ли она, но так ничего и не услышали. Мы покатили обратно в Вознесеновку, где вскоре встретились с Сергеем и Шуриком, которые тоже привезли нам хорошие вести. Они слышали дуэт рыбных филинов рядом с Унтами. Между птицей, которую видели мы с Толей, и парой, которая токовала в районе Унт, было около четырех километров – не такое уж большое расстояние для совы, – но поскольку мы наблюдали за ними почти одновременно, то посчитали, что обнаруженные нами птицы обитают на соседних участках, граница между которыми проходит в районе Вознесеновки.
Чепелев все еще был не в духе и за ужином не скрывал раздражения. Вероятно, наше общество начинало утомлять его: три дня в компании четырех незнакомцев могут стать испытанием для того, кто привык к одиночеству. Когда допивали вторую бутылку водки, он завел разговор о «еврейско-гомосексуальном заговоре» в Москве против русских ценностей в пользу западных путем подспудных культурных и социальных диверсий. Я наконец-то понял причину его неприязни ко мне; его паранойя напомнила мне роман Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин», описывающий постмодернистский Запад как коррумпированный, жестокий мир, находящийся под влиянием Советского Союза в плане идеологии и языка (изобретенный Бёрджессом язык {46}, надсат, представляет собой английский c вкраплениями русских слов). Но все оказалось наоборот: советское влияние ослабло, английские слова прочно вошли в лексикон россиян, а западные идеалы проникли в русскую культуру. И некоторые, такие как Чепелев, были встревожены и озлоблены этим.
Шурик сменил тему, поинтересовавшись у Чепелева, не задумывался ли он о том, чтобы пригласить кого-нибудь пожить с ним в таком прекрасном месте. Какую-нибудь женщину, например.
– Так жила же тут у меня одна несколько месяцев, – Чепелев помотал головой, словно отгоняя воспоминание. – Выгнал я ее. Слишком уж много воды лила в бане понапрасну.
Мне стало интересно {47}, отчего Чепелев, который использует оленьи пенисы для поддержания мужской силы, чурается женской компании, да и Сергей, как я заметил, бросил взгляд за окно, будто хотел прикинуть, сколько метров отделяет баню от Самарги, самой крупной водной артерии на севере Приморского края. Но ничего не сказал, а Чепелев продолжил:
– На что в бане столько воды тратить? Всего-то и есть три места, которые нужно время от времени мыть, – он изобразил, как бодро трет пах и подмышки. – Все остальное суета, только и всего. Отправил ее восвояси на проплывавшей мимо лодке.
После того как Чепелев посокрушался об упадке русского мужика и разоблачил женскую суетность, его раздражение перекинулось на нас. Он досадовал, что мы только теперь приехали на Самаргу исследовать исчезающие виды. Он знал, что мы разыскиваем рыбных филинов {48}, чтобы защитить их от угроз, связанных с вырубкой леса, и рассказал, что встречал другие группы биологов, которые приезжали сюда с той же целью: одни считали лосося, другие искали тигра.
– Где вы были лет пять назад? – кипятился он, хлопая ладонью по столу с такой силой, что остатки водки поднимались по стенкам бутылки. – Где вы были в прошлом году, когда Самарга так нуждалась в вашей помощи? Вырубка идет полным ходом. Теперь уже слишком поздно.
Из соседней комнаты донеслось уханье рыбного филина. Толя подключил свою видеокамеру к телевизору и пересматривал старую съемку гнезда, сделанную им еще до того, как я присоединился к экспедиции в Агзу. Чепелев пошел к нему. Мы все последовали за ним и расселись на полу в одних кальсонах, всматриваясь в зернистые ухающие тени на маленьком экранчике. Это был один из наших последних вечеров на берегах Самарги.
На следующий день Сергей и Шурик собрались посмотреть на обнаруженные нами следы рыбного филина и поехали вверх по реке, а мы с Толей направились на юг, чтобы обследовать сеть проток в окрестностях поселка Унты, где накануне наши товарищи слышали перекличку пары. Наши поиски не увенчались успехом. Когда на обратном пути мы подъехали к Вознесеновке, то увидели рядом с санями черную «Ямаху». Толя заглушил мотор, мы спешились, но тут же встали как вкопанные, обнаружив пустоту на том месте, где еще пару часов назад был ледяной мост. С минуту я гадал, не рухнули ли Сергей с Шуриком вместе с ним в воду, но потом из дома вышел Шурик и стал показывать, чтобы мы шли по их следам в обход образовавшейся пропасти, туда, где можно подняться на берег. Мы взобрались на холм рядом с баней и пошли по тропинке к избе.
Придя в дом, я понял, что исчезновение моста взбудоражило Сергея и Шурика не меньше нашего. Шурик пытался отшучиваться, но на лице у него читалась тревога. Он рассказал, что в лесу им на глаза попалось множество парнокопытных и они даже попозировали с оленем и косулей – животные были настолько истощены, что не могли убежать от них по глубокому снегу. Когда они возвращались обратно в Вознесеновку, лед под снегоходом трещал, а иногда прямо у них за спиной образовывались провалы.
– Не понимаю, почему вы до сих пор не уехали, – вставил свое слово Чепелев, который сидел у печки, обхватив ладонями чашку теплого чая. – На вашем месте я бы сделал это еще пару дней назад. А теперь может оказаться, что путь отрезан.
Крушение ледяного моста напомнило нам, что мы злоупотребляем гостеприимством не только Чепелева, но и зимы. Сразу после этого мы начали собирать вещи и решили с рассветом мчать на всех парах к побережью, еще не зная, достаточно ли прочен лед в низовьях реки и выдержит ли он вес наших тяжелых снегоходов и саней. Мы спросили у Чепелева, какие припасы у него на исходе, и по возможности пополнили их собственными. После этого отнесли все, кроме спальных мешков и подстилок, к саням. Из-за того, что двигаться приходилось в обход провала, дорога занимала в четыре раза больше времени. В конце концов Толя с Шуриком остались у саней, а мы с Сергеем стали перекидывать им через пропасть тюки для погрузки. Нашей единственной задачей было добраться до поселка Самарга: нельзя было застрять на реке в межсезонье. Только достигнув безопасного побережья, мы могли возобновить поиски рыбных филинов.
8
Лед тронулся
Из-за горного хребта выглянуло солнце, оно застало нас на реке, рядом со снегоходами, которые тарахтели на холостых оборотах. Было 7 апреля, и трескучие