— Спасибо вам, — искреннее благодарю, чувствуя себя немного легче.
— Не за что, милая. Ты завтра сможешь часов в двенадцать подъехать в кофейню на улице Савина?
— Смогу.
— Только у меня просьба будет небольшая. Не говори пока никому о беременности, ладно?
— Но папа…
— Он расстроится, и вы, скорее всего, поругаетесь, — печально размышляет Лариса Витальевна. — Я знаю мужчин, они совершенно нечуткие в таких вопросах. Давай мы сначала всё с тобой обсудим, а потом уже ты решишь, как преподнести эту новость отцу. Договорились?
— Хорошо, — соглашаюсь.
Мне так приятно, что хоть кто-то решил проявить участие в моей ситуации. Просто поддержать, выслушать и дать совет.
Может, я слишком многого жду от встречи с Ларисой Витальевной, но это ожидание хотя бы успокаивает, и я перестаю безостановочно лить слёзы. Немного прихожу в себя и цепляюсь за слабую надежду на то, что все образуется.
А когда домой приходит папа, я выгляжу обычно, никак не выдавая своё состояние.
— Что сказал врач? — спрашивает отец с порога.
— Я пока только анализы сдала, — озвучиваю заранее придуманную ложь. — На следующей неделе придут результаты.
— В смысле? — папа подозрительно прищуривается. — Они что, не могут определить беременность или её отсутствие без анализов?
— Пап, ну откуда я знаю? Мне так сказали, — равнодушно жму плечами. — Можешь сам им в понедельник позвонить или даже съездить туда.
— Дурдом, — раздраженно цедит отец.
Но не развивает тему.
Он верит мне. А я себя ненавижу. Потому что обманывать папу — это плохо.
Но ещё хуже — прямо сейчас огорошить его новостью.
Я к этому совершенно не готова. Но очень надеюсь, что после разговора с Ларисой Витальевной найду в себе смелость и подберу нужные слова.
С этими мыслями дожидаюсь наступления следующего дня и, приехав в кафе раньше назначенного времени, занимаю свободный столик.
Очень нервничаю, то и дело вытираю влажные ладони о джинсы. И когда на пороге заведения появляется эффектная блондинка, меня вдруг прорывает на слёзы.
Во мне будто разом включаются все эмоции, которые невозможно контролировать.
Пытаюсь вежливо улыбаться, но губы дрожат, а на щеках мокрые дорожки. Заметив это, женщина торопливо садится рядом и по-матерински обнимает меня, поглаживая по спине.
— Про-стите… пож-жалуйста… — всхлипываю, испытывая стыд за свою истерику.
— Не извиняйся, — успокаивает меня мягкий голос. — Я всё понимаю. Старайся глубоко вдыхать и медленно выдыхать.
Послушно следую совету, и спустя пару минут мне удаётся взять себя в руки.
Немного успокоившись, отстраняюсь от Ларисы Витальевны, заглядывая ей в глаза. Они у неё такого же цвета, как у Максима. Зелёно-карие.
— Воды принесите, пожалуйста! — обращается женщина к официанту.
И когда на столе появляется стакан с водой, она протягивает его мне.
— Спасибо… — делаю пару глотков.
— Ты голодная? Что тебе заказать?
— Ничего не нужно. Воды достаточно.
— Будьте добры, эспрессо без сахара, — вежливо делает она заказ.
Официант оставляет нас наедине, и я не знаю с чего начать разговор. Мнусь в нерешительности, утыкаясь взглядом в свои колени.
— Честно говоря, я в шоке от невнимательности своего сына, — первая заговаривает Лариса Витальевна. — Если он так безответственно поступает со всеми девушками, боюсь даже представить, сколько у него неучтённых детей по всему городу. — Размышления женщины усиливают мою нервозность. Но она хотя бы не обвиняет меня в случившемся, что уже хорошо. — Ты думала, что будешь делать?
— Нет, — мотаю головой. — Я не знаю, что делать.
— Тебе восемнадцать. Жизнь только начинается. А ребёнок — это огромная ответственность.
— Я понимаю.
— Нет, милая, — слышу снисходительную усмешку. — Твоё представление о материнстве даже близко не стоит с реальностью. Это бессонные ночи, детские болезни, полное погружение в чужую жизнь в режиме нон-стоп…
Поднимаю растерянный взгляд на женщину и вижу на её лице беспокойство.
— Я попытаюсь справиться и…
Осекаюсь, когда Лариса Витальевна качает головой, поджимая губы.
— «Попытаюсь» — это не про материнство, Вика. Планируя ребёнка, надо чётко понимать, что ты готова, — она мягко проводит ладонью по моим волосам. — Ты же сейчас совершенно не готова стать мамой.
— Но я же не первая, кто…
— Не первая, но у тебя ещё есть выбор. С одной стороны — молодость, учёба, весёлая студенческая пора… А с другой — абсолютная оторванность от жизни и общества. Тебя будут осуждать, тыкать пальцем — так работают общественные нормы морали.
— Я не замечала, чтобы моих ровесниц кто-то осуждал за появление ребёнка.
— Твои ровесницы наверняка находятся в крепких отношениях, — сразу оспаривает мой аргумент женщина. — Ты же будешь матерью-одиночкой, потому что мой сын никогда не возьмёт на себя ответственность. Он продолжит гулять минимум лет до тридцати. Тебе и твоему ребёнку будет хорошо от такой жизни, как думаешь?
— Думаю, что нет, — ссутулившись, снова утыкаюсь взглядом в свои колени.
Тяжело становится.
Слова Ларисы Витальевны ложатся на плечи неподъемным грузом. Но я не виню женщину за это.
Она пытается донести до меня реальное положение вещей. Как есть — без прикрас и розовых картинок.
— Но самое ужасное, что построить новые отношения будет в разы сложнее, — продолжает она. — Мужчины не любят чужих детей. Для них они всегда обуза. Балласт. Тебе придётся всю жизнь выбирать, на чьей ты стороне. Любимый мужчина или ребёнок, которого ты не хотела, но всё равно родила.
— У меня больше никогда не будет отношений с мужчинами, — твёрдо цежу, испытывая острую обиду на Высоцкого. — Мне это не надо.
— Наивная моя девочка, — звучит ласковый голос. — Жизнь длинная. Не нужно быть такой категоричной.
Шмыгаю носом, ощутив, что к горлу снова подступает ком. Тру глаза, чтобы убрать горячую влажную пелену, но она набегает снова.
— Вы сказали, что у меня ещё есть выбор, — напоминаю. — Это…
— Аборт…
Часто киваю, пытаясь отключить эмоции. Стараюсь убедить себя, что Лариса Витальевна не предлагает ничего страшного.
— …У тебя очень маленький срок, Вика, — продолжает мысль женщина. — Это ещё не ребёнок. Просто клетка организма, которую можно вывести с помощью таблеток.
В груди сдавливает. Болит. Снова киваю.
Секунда сменяет секунду. Мысли выстраиваются в логическую цепочку. Эмоции постепенно сходят на нет, и приходит смирение. Холодное, безжизненное. От него руки леденеют и замерзают слёзы в глазах.
— Вы… мне дадите… эту таблетку? — глухо выдавливаю, глядя в одну точку.
— Это не в моей компетенции, — слышу ответ. — Процедура проходит только после сдачи необходимых анализов и в присутствии гинеколога. Но я могу обо всём договориться. Тебя примут везде без очереди, и самое главное — ни одна душа не будет знать об этом. Даже в медицинскую карту ничего не внесут. Это же здорово!
Вскидываю на Ларису Витальевну взгляд и хочу спорить, но, вспомнив наш разговор, передумываю.
Женщина действует из добрых побуждений. У неё опыт, а я ничего не смыслю в этой жизни. Какой может быть спор?
Прячу заледеневшие руки в карман толстовки, пытаясь игнорировать, как внутри что-то сжимается от страха и ужаса.
«Это не ребёнок, — уверяю себя. — Всего лишь клетка организма…»
Глава 6
— Тебя подвезти? — спрашивает Лариса Витальевна, когда мы вместе выходим из кофейни.
— Пройдусь, — бросаю отстраненно.
Хоть женщина и мила со мной, но общение с ней будто высасывает из меня силы. Не могу больше находиться в её компании. Хочу побыстрее попрощаться.
— Позже скину тебе сообщение с подробной информацией, — приобнимает она меня за плечи. — Завтра возьмут анализы, а в понедельник, скорее всего, назначат процедуру. Я буду на связи в любое время. Захочешь поговорить — звони.