Не слушаю их. Смотрю на Вику и, увидев, что она пришла в себя, рявкаю:
— Свалите все!
Миланка что-то шипит в ответ, но мне плевать. Внимательно наблюдаю за рыжулей — ей всё ещё плохо. Из-за этого мне тоже хреново.
Хочу подорваться к ней, придержать за плечи, когда она садится. Но затравленный взгляд, брошенный в мою сторону, словно прибивает к полу, не даёт двинуться сместа.
— Тебя не приглашали, Макс, — слышу голос Яра.
Пошёл ты!
— Мне твоё приглашение на хрен не упёрлось, — рычу.
Мне нужна Вика. Я не уйду, пока мы с ней не поговорим.
И пофиг, если для этого придётся втащить другу, который уже с готовностью сжимает кулаки.
Мне терять нечего.
— Нам и правда надо поговорить, — внезапно выдаёт Лисёна, удивляя меня.
Милана пытается отговорить, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы собственноручно не вышвырнуть ее за дверь.
Сжимаю волю в кулак и дожидаюсь, когда мы с Викой останемся наедине.
Наконец-то.
— Я думала, мы уже всё обсудили, — тихо произносит она.
А я перехожу сразу к делу:
— Ты не делала аборт.
Приближаюсь, считывая ее эмоции. Страх, паника и растерянность выдают её.
Мне уже всё ясно — беременность не прерывали. Поэтому я отмахиваюсь от бесполезных попыток убедить меня в обратном и резко сажусь перед Викой на корточки. Ловлю её наполненный отчаянием взгляд, говорю что-то.
Мозги в кашу превращаются. Не понимаю, что несу.
Все мысли сейчас только о ребёнке. Моём ребёнке. Которого Лисёна оставила, несмотря на то, что я сделал.
Мне хочется притянуть её к себе, сжать в объятиях и зацеловать до потери сознания. Но внезапно в мозг врезается фраза, которая швыряет меня мордой в пол:
— …У меня серьёзные отношения с другим парнем. Не исключено, что в ближайшее время я выйду замуж и снова забеременею. Так что…
— У тебя никого нет, — зверею от острой вспышки ревности.
— Думай как хочешь. Я не собираюсь переубеждать. Скажу лишь одно — на тебе свет клином не сошелся. Я живу дальше и строю новые отношения. Здоровые, нормальные, честные…
Не верю ни единому слову. Это враньё.
— …Ты слишком зациклен на себе. Думаешь, что земля крутится вокруг тебя? Это не так. Когда я узнала, что беременна, даже не рассматривала сохранение беременности. Потому что ты недостоин быть отцом! — кричит она зло. — Чему ты можешь научить? Как предавать и причинять боль? Ты умеешь только это!
Чёрт!
Меня трудно задеть за живое, но Вике это удаётся.
Её обида и боль вспарывают грудину, вырывая сердце к чертям собачьим.
Ненавижу себя. Люто. Отвращение к себе чувствую. И знаю, что заслужил.
Но, черт возьми, я хотел как лучше!
Лисёне нет места в моём мире. Там слишком много дерьма. Гнили. И в случае чего — моя хрупкая нежная девочка в первую очередь окажется под ударом. Нельзя этого допустить. Нельзя, мать вашу!
Опускаю взгляд на её ещё плоский живот, и мне хочется выть.
Ставки слишком высоки. На кону теперь не только безопасность Вики, но и ребёнка, которого она вынашивает.
Две жизни. Одна попытка всё разрулить. И ноль гарантий на удачный исход.
Пока я варюсь в собственных мыслях, Лисёна продолжает выкрикивать мне в лицо слова, полные обиды и боли. Её голос срывается, из глаз брызгают слёзы, а тело сотрясает крупная дрожь.
Пытаюсь успокоить её, но она меня не слышит.
Эмоции Вики плещут через край. Она не может их контролировать, впав в истерику, которую не получится остановить ни словами, ни тем более ответным криком.
Видеть её в таком состоянии невыносимо. Меня ломает от острого чувства вины и беспомощности. Но если ничего не делать, ситуация только ухудшится. Такой бешенный эмоциональный выплеск может навредить, ведь Вике нельзя волноваться. Вообще. Совсем.
Поэтому, отбросив сомнения в сторону, делаю так, как подсказывают инстинкты — притягиваю Лисёну к себе, прижимаю её голову к своей груди и крепко держу, игнорируя попытки вырваться. Жду, когда она устанет бороться и расслабится.
— Тише, — хриплю шёпотом в её волосы. — Успокойся.
Не удержавшись, глубоко вдыхаю, вбирая в себя нежный запах, и закатываю глаза от кайфа.
Меня ведёт. Капец как.
Не соображая, зарываюсь пальцами в рыжие пряди и массирую кожу головы. Спускаюсь к шее и, лаская, сбиваю напряжение с мышц.
От этого у самого по телу разряды бегут, а по спине мурашки расползаются.
Мне не хватало этой близости. И никакого секса не надо. Достаточно просто вот так прижимать Вику к себе. Это уже какой-то запредельный космос. Нирвана полная. Спокойствие.
Как будто после долгих бесцельных скитаний домой попал, и остальной мир становится бессмысленным и неважным.
— Я тебя ненавижу, Высоцкий, — обессилено шепчет она.
— Знаю, — тоже шепчу.
А у самого к горлу отчаяние подкатывает.
Не хочу отпускать. Не хочу терять её тепло. Оно согревает меня не только физически, но и ментально.
Я как будто солнце в руках сжимаю. Моё рыжее солнце. Без неё — темно и холодно.
— Отпусти, — упирается Вика ладонями мне в грудь.
Она уже не плачет и не бьется в истерике. Я успокоил её, привёл в чувства, но не рад этому. Потому что теперь она не нуждается во мне. Пора возвращаться к прежним границам.
Не могу себя заставить.
Чувствую, как Лисёна напрягается и зло шипит, пытаясь высвободиться. Нельзя, чтобы она нервничала, поэтому расцепляю руки и отстраняюсь.
Смотрю в мокрое от слёз лицо и машинально тянусь к щеке, чтобы стереть влагу. Но получаю слабый шлепок по ладони.
Жаль, что не по морде чем-нибудь тяжёлым.
Это было бы в разы приятнее, чем видеть неприязнь в злёных глазах. И полное отчуждение.
— Не смей больше так делать, — воинственно кидает она. — Мы ничем не связаны. Ты для меня никто. Не лезь в мою жизнь!
Молчу в ответ. Потому что в башку ничего, кроме матов, не лезет.
Сейчас происходит то, что планировалось с самого начала — полный разрыв. Никаких надежд. Абсолютная пропасть между нами и прекращение отношений в любом виде.
Это казалось правильным. Вика должна была быть счастливой. Без меня. И главное — в безопасности. А я должен был отпустить, несмотря на то, что это даже в теории причиняло адскую боль.
На деле же оказалось еще хуже.
От меня как будто кусок оторвали. И рана не заживает, а наоборот — воспаляется и кровоточит, всё больше разрастаясь.
Но эта боль не идёт ни в какое сравнение с мыслью, что с Викой может что-то случиться. Я знаю, кто меня окружает. Знаю, на что способны эти твари. И что они ищут мои слабости.
Я не могу рисковать. Не имею права.
Поэтому заставляю себя отключить эмоции и, выпрямившись, иду к двери.
Выхожу в главный зал, где гремит музыка. Основная масса людей тусит, отмечая днюху. Но я засекаю неподалёку несколько человек, которые пристально за мной наблюдают. Это Яр, Милка и моя сестра Машка.
Сталкиваемся с ней взглядами. Она смотрит на меня с болью в глазах, но не подходит.
Игнорю её. Сразу беру направление на выход.
В кармане вибрирует телефон. Скидываю вызов. Тут же прилетает сообщение от пацанов:
«Мы в “Олимп” двинули. Ждём тебя».
На хрен.
Не хочу бухать. Надоело. Хватит с меня этого дерьма.
Надо мозги восстанавливать и начинать думать ими, а не жопой. Мужиком надо быть и решение искать, а не сопли на кулак наматывать.
Выхода нет только из гроба. Так что…
Поток мыслей прерывается, когда толкаю дверь кафешки и, оказавшись на улице, вижу Вагнера и Царёва.
Они стоят возле заведенного тонированного «Гелика» и, заметив меня, многозначительно переглядываются.
В последнее время я с ними потерял связь. Нет у меня друзей больше. Даже Яра я стараюсь подальше держать.
А этим чё надо? Ломать будут за то, что праздник им испортил?
Вид у пацанов решительный. Дури тоже хватает.
Оцениваю свои силы и их. Трудновато будет вывезти двух чемпионов по смешанным единоборствам. Но где наша не пропадала?