– Твоя мама их вначале и мне положила, – сказала я. – Просто мне не понравилось.
Мэгги посмотрела на подушки, перевела взгляд на меня.
– Ах вот оно что. Ладно, тогда другое дело. Я просто думала, это мама не хочет их тебе давать.
– Не, – мотнула я головой. Становилось неловко. – Она-то как раз мне тоже выдала. Просто меня не спросила, а пошла и навела тут свой порядок.
– Представляю. Вечно она так, – кивнула Мэгги и опустилась на край кровати. – А чего хочешь ты? Мне кажется, покрывала мы могли бы обе себе стелить. Чтоб одинаковые кровати. Как будто мы сёстры.
– Сёстры?!
– А что такого, – насупилась Мэгги. – Не надо так удивляться. Мне всегда хотелось иметь сестру.
Про сестру я как-то не думала.
– Покрывала ладно, – сказала я, – но тогда давай без этих кружевных юбочек на кроватях.
– Без подзоров? Идёт.
Вместе с Мэгги мы отправились верхом на наш холм наблюдения. Так приятно было снова прокатиться с кем-то вместе.
– Я по тебе скучала, – сказала я Мэгги.
Она кивнула. Потом, как мы обычно делали на холме, обвела внимательным взглядом поверхность моря от края до края, выглядывая шпионов.
– Я по тебе тоже, – отозвалась она. – И по всему скучала. Из-за войны в школе просто кошмар. Всё б дала, лишь бы домой. У нас за это время трём девчонкам телеграммы пришли. От дороги к самой школе такая длинная аллея идёт, и она по всей длине как на ладони, из любого окна видно. Каждый раз, как курьер телеграфный на эту аллею сворачивает, все так и липнут к окнам. И пока он до двери едет, следят, не отрываются. Даже не дышат. И каждый думает: только бы не мне.
Такого телеграфного курьера и я у нас в городе видела. Он колесил повсюду на велосипеде.
– Когда умерла наша мама, – припомнила я, – нам пришло письмо, не телеграмма.
– Из армии шлют телеграммы, – ответила Мэгги. – Иногда там стоит: «Ранен», или: «Пропал без вести». В тех трёх, что к нам в школу пришли, во всех стояло: «Погиб». Два брата, один отец. – Она задумалась. – Вот мы сначала следим, как курьер катит к нам по аллее, а потом директриса вызывает кого-то из класса, и все уже знают, для чего. И только радуются, что это не их вызвали. Вместо скорби одно облегчение. Ужасно.
Джонатан не был мои братом, но я всё же волновалась за него. Если бы мне довелось так бояться телеграмм про Джейми, я вообще не знаю.
– Такую телеграмму – её получить один чёрт, что дома, что в школе, – сказала я.
Мэгги посмотрела на меня. На исхудалом лице глаза казались темнее, чем обычно.
– Нет, не один, – сказала она.
Когда мы вернулись домой, Мэгги ждало письмо. Я с тревогой уставилась на конверт, но лицо Мэгги внезапно озарилось.
– От бабушки! – воскликнула она. – Из Шотландии!
Бывшая рядом Рут резко обернулась на нас. На мгновение мне показалось, что её лицо засветилось радостью, но буквально в следующую секунду оно приняло до того привычное хмурое выражение, что я бы никогда не поверила в перемену, если бы только что сама её не наблюдала.
– А, – бросила она, – от твоей бабушки. Не от моей… – И убежала к себе наверх. В двери повернулся ключ.
Мэгги тем временем смеялась от души.
– К бабуле кучу эвакуированных поселили, – сообщила она. – Целую дюжину пацанов. Пишет, что это ещё больший кошмар, чем когда папа с братьями были маленькие.
В Шотландии жила бабушка Мэгги по отцу, мать лорда Тортона. Это Мэгги мне ещё раньше рассказывала. До войны она ездила к этой бабушке каждое лето и ещё на Рождество.
Вообще, бабушка – слово такое уютное. Заботливое. С другой стороны, мама тоже заботливое слово, однако моя была ужас. Трудно и представить, какой могла бы оказаться моя бабушка. В любом случае Сьюзан пробовала наводить справки; никаких родных у нас с Джейми не обнаружилось.
За обедом я спросила у Рут:
– Ждёшь письма от бабушки?
Та пожала плечами.
– Мама пишет, вроде есть надежда.
Она уткнулась в свою тарелку, и больше из неё было ни слова не вытащить.
Глава 26
За день до отъезда в школу Мэгги спросила у леди Тортон:
– Можно, я останусь тут? Меня Сьюзан будет учить, как Аду и Джейми.
– Разумеется, нет, – ответила леди Тортон. – Не хватало, чтобы мы ей навязывались.
– Сьюзан была бы не против. Ты бы могла ей платить, – заметила Мэгги.
Глаза у леди Тортон сверкнули.
– Нет, не думаю.
– Было бы по-честному.
– Исключено, – отчеканила леди Тортон. – В школе для тебя куда безопаснее. Я вообще всерьёз думала не пускать тебя домой на каникулы.
У Мэгги аж челюсть отвисла.
– Но это было бы просто ужасно!
Леди Тортон отхлебнула чай и сказала:
– Зато рассудительно.
Я посмотрела в словаре. Рассудительно: руководствуясь осторожностью и расчётом на будущее. Я зачитала это определение Мэгги.
– Ой, да брось, – отмахнулась она. – Просто не хочет со мной возиться. Ей без меня легче. – Она обняла меня. – Ты уж о ней позаботься, ладно?
– Я? О твоей маме?
Мэгги кивнула.
– Кто-то же должен.
– Не могу, – запротестовала я. – Не сумею. И потом, она сама этого не позволит. – К тому же меня едва хватает на Джейми и Сьюзан. В голове просто места не останется ещё и за леди Тортон переживать.
– Ты просто приглядывай за ней, я только в этом смысле, – сказала Мэгги. – Пиши, если заметишь что странное.
Интересно, как я замечу за ней новое странное, когда странным кажется мне всё, что она делает.
– Очень прошу, – добавила Мэгги.
– Попробую, – кивнула я.
Без Мэгги дом снова опустел. Мне не хватало её храпа в том конце комнаты. Мне не хватало товарища, с кем прокатиться верхом.
Я рассказала Фреду про Рут. Тот сплюнул в сердцах на землю.
– Не хватало нам тут немцев!
– Да она просто девчонка, – говорю. – Ей меньше, чем твоим полевым дружинницам.
Взамен батраков, которые все ушли на фронт, теперь на поле Тортонов работали девушки из специальной Земельной дружины. И Фреду они очень не нравились.
– Рут еврейка, – говорю вдобавок. – Может, это что-то меняет?
Фред взглянул на меня искоса. Помолчал и говорит:
– Пожалуй.
Рут обожала лошадей. Я подумала, наверно, если человек так любит лошадей, вряд ли он может причинить вред.
– Это логическое заблуждение, – сказала мне на это Сьюзан. – В принципе лошадей мог