– Мама дома?
По лестнице, до середины, спустилась леди Тортон. Увидела Джонатана, вскрикнула и остаток ступеней – прямо бегом. Я даже не слышала раньше, чтобы так вот счастливо вскрикивали.
Джонатан поймал леди Тортон в объятия и закружил по комнате. Потом остановился и говорит:
– Прости, что не предупредил. Сам узнал в последнюю минуту.
– Ох! – Леди Тортон отступила на шаг назад, вся от счастья светится. – Как же хорошо, что ты приехал! Я так рада!
– А это Рут, – говорю я.
Джонатан ей ладонь протянул.
– Как же, наслышан, – говорит. Рут скривилась и уже на леди Тортон косой взгляд бросила, но тут Джонатан продолжает: – Отец говорит, что у тебя блестящие математические способности.
Рут заулыбалась. А раньше никогда не улыбалась. Главное, блестящие способности? Я что-то не замечала.
– Да ты, наверно, голодный, как волк, – спохватилась леди Тортон. – Пойдём, я тебя покормлю.
Она отвела его на кухню, сразу чайник поставила. Потом зашарила по кладовке. Слышу, бормочет: «Где это у неё яйца лежат…».
Джейми таки завёл двух курочек по кличке Пенелопа и Привереда. Каждая откладывала по яичку каждый день – потрясающее изобилие.
Леди Тортон приоткрыла заднюю дверь, высунула голову во двор и Джейми подзывает. Сьюзан в то время была в городе, на своей добровольческой работе в Женской службе, и домой до самого полдника мы её не ждали.
Джейми подбегает, весь в грязи. Увидел Джонатана – тут же вытянулся, ручкой честь отдаёт.
Джонатан ему тоже честь отдал.
– Вольно.
– Есть! – выдохнул Джейми.
Леди Тортон командует:
– Джейми, нам надо устроить быстрый перекус.
Джейми сразу в штыки:
– Я уже говорил, – артачится, – несушек в еду не дам.
– Ну что ты, конечно, нет, – отмахнулась леди Тортон. – Я насчёт омлета думаю. У нас же были где-то наши домашние яйца?
Джейми плечами пожал.
– Сьюзан их в запас отложила, – говорю. Если быть точной, спрятала подальше от леди Тортон. Мне она рассказала, что обмажет их рыбьим клеем и таким образом сохранит на подольше, на случай, если несушек украдут лисы или если леди Тортон опять вздумает купить ягнячью вырезку.
Леди Тортон рассмеялась.
– Уж для Джонатана можно и кутнуть! Уверена, Сьюзан поймёт.
Я вот не была так уверена, но яйца – всего восемь – из тайника всё-таки достала. Леди Тортон шлёп! На сковородку сливочного масла, недельную норму, – и наскоро пожарила шикарный омлет на все восемь яиц.
То есть все. Восемь.
Это Сьюзан уже так не оставит.
Хотя надо отдать должное, омлет вышел на славу.
– Садитесь, – скомандовала нам леди Тортон. – Все-все, за стол.
– Я пойду к себе поработаю, – заикнулась было Рут.
– Да брось, перекуси с нами, – говорит ей Джонатан. – Не любишь омлет, что ли?
– Да как-то не хочется тебя объедать… – заколебалась она.
Джонатан широко улыбнулся.
– Глупости. Это я вас объедаю.
Рут опустилась за стол и приняла от леди Тортон тарелку с крохотным кусочком омлета. Мне с Джейми тоже перепало не ахти. Сама леди Тортон вообще не ела, так что в итоге добрая половина омлета досталась Джонатану. Её он умял в один присест, пока мы молча за ним наблюдали. С последнего Рождества он заметно исхудал, лицо осунулось и приобрело острые, торчащие углы.
Леди Тортон провозгласила:
– Что ж, думаю, можно и пирог к чаю сообразить.
Мы с Рут переглянулись. Похоже, предстоит расстаться и с сахаром. Следующий месяц овсянку на завтрак посыпать будем солью.
Джонатан вытер губы салфеткой и говорит:
– А я вам кое-что привёз.
Сунул руку в карман куртки и выкладывает на стол что-то странное. Длинное, узкое, гладкое. Жёлтого цвета в мелкое бурое пятнышко. Леди Тортон так и ахнула:
– Джонатан!
– Где ты его достал? – удивилась и Рут.
– А что это такое? – пискнул Джейми. Взял осторожно предмет в руки и бережно передал мне. А я тоже без понятия, что это. На ощупь вроде гладкое, почти как кожаное, но мягковатое, податливое. Я положила его обратно на стол.
– И знать не хочу, где достал, – говорит леди Тортон. – Уж конечно, на чёрном рынке. Не надо, не рассказывай.
– А вот и нет, – возразил Джонатан. – На фрукты ведь нет нормы.
– Это фрукт такой? – удивилась я.
Оказалось, это называется банан. Если по части яиц леди Тортон совершенно не постеснялась, то с бананом проявила великодушие.
– К чаю съедим, – решила она. – Все вместе. Без Сьюзан не будем трогать.
Мы перешли в гостиную. Я принялась шерудить угли в камине, а леди Тортон закудахтала вокруг Джонатана. То волосы ему пригладит, то чаю ещё предложит.
– Мам, хватит, – в конце концов сказал он. – Я прекрасно себя чувствую.
Только по виду его было ясно, что как раз наоборот. То есть выглядел он до смерти усталым. И когда ничего не говорил, то на лицо наползало напряжённое, тревожное выражение. Даже когда он улыбался Джейми, то улыбался одними губами, а глаза оставались серьёзными.
Он стянул с шеи буро-зелёный шарф и протянул Джейми.
– Смотри-ка, что у меня есть. Из куска парашюта сделан. Такой окрас камуфляж называется.
– Улёт! – Джейми ухватил шарф за концы, натянул над головой и побежал по комнате, как под парусом. Потом достал свой оловянный самолётик и привязал концы шарфа к нему.
– Порвёт, – сказала я Джонатану.
– Такой не порвёшь, – покачал головой тот и повернулся к Рут. – Расскажи-ка лучше про Германию. Каково вам там было?
Рут пожала плечами.
– Мы же почти два года назад оттуда уехали.
– Ну да. Но что конкретно заставило вас уехать?
Он даже вперёд подался. Как будто вправду интересуется, а не то чтобы из вежливости.
– Мы же евреи, – ответила Рут.
– Да-да, мне говорил отец.
– Мой папа был профессором в Дрезденском университете. Преподавал статистику. Потом его выгнали с работы, потому что Гитлер решил, что евреи не должны преподавать в университетах.
Джонатан закивал, точно что-то подобное и ожидал услышать.
– И до чего в итоге докатилось?
– Потом, – говорит Рут, причём всё тем же тоном – ровным, безразличным, – потом евреям запретили участвовать в выборах. Нас лишили гражданства. Нам запретили ходить в парки, в рестораны, в общественные бассейны. Запретили кататься на велосипедах, ходить в кино, на концерты, появляться на пляже. Потом толпа спалила нашу синагогу. Меня исключили из школы.
– А что ты натворила? – спросила я.
Рут обернулась на меня.
– Я еврейка. А еврейским детям запрещено ходить в школу.
– Это потому, что вы не верите в Иисуса Христа?
– Никакого отношения к нашей религии это не имеет, – ответила Рут. – Меня никто не спрашивал, во