Ударники ЦАГИ готовят звезду и для Спасской башни. Она имеет две окантовки с просветом между ними. От центра эмблемы к вершинам звезды разбегаются пучки медных, покрытых золотом лучей. Так же как и другие звезды, она будет покоиться на мощном стальном штыре, заканчивающемся у верхушки башни большим граненым позолоченным шаром, диаметр которого равен 3/4 метра.
Звезду для Боровицкой башни делает завод им. Менжинского. В отличие от других, ее каркас изготовлен из хромо-молибденовых труб с узлами из хромо-молибденовой стали. Поверхность каркаса омеднена и покрыта матовым золотом. На каркас наложены контуры двух больших звезд широкого профиля, внутри их концентрически вписаны еще четыре звезды постепенно уменьшающейся величины. Все они сделаны из красной меди и сейчас покрываются полированным золотом.
Отделка самоцветов для звезд вызывает подлинное восхищение. Каждый камень обработан отдельно, шлифован, огранен, тщательно вделан в герметическую, позолоченную сверху, сплошную оправу. Каждый камень отдельно привертывается к серебряной пластине серебряным болтиком.
Всего в звезды вкладывается 10000 камней. Их гранили и отделывали лучшие ювелиры страны. Для звезд Кремля Урал прислал чудесные аметисты, дымчатые топазы, аквамарины, хризолиты, бериллы, прозрачный горный хрусталь.
* * *
…Товарищ Китаев, бригадир ограночного цеха Свердловской гранильной фабрики, приходит в цех задолго до начала работы. Заказ ответственный – огранка самоцветов для кремлевских звезд!
За ним потянулись мастера-гранильщики. Все на местах, цех полон. А 28 августа, в день получения заказа из Москвы, здесь было пусто. Ни одного станка, ни одного человека! Но через три дня, 1 сентября, цех начал работать. Для проведения в жизнь постановления Совнаркома и ЦК партии мастера-гранильщики мобилизовались по-боевому, молниеносно.
Мы отворяем дверь. В глаза ударил яркий свет из двух огромных окон, а в уши – тягучий въедливый звук. Он то опадал до низкого монотонного ворчливого гуденья, то взлетал к потолку тысячами звонких, тонких и острых, как игла, воплей. Это пели ограниваемые камни.
Оглядываемся по сторонам. Здесь облагораживается камень, здесь осколок мертвой природы превращается в произведение искусства.
Цех тесно заставлен станками. Они похожи на небольшие письменные столики, только попроще и посуровее. На них слоями насела тончайшая пыль, „драгоценная" пыль бесчисленных ограненных камней – смоляков и кровавиков (черных и красных горных хрусталей), изумрудов, топазов, аквамаринов, турмалинов.
И до чего же примитивны эти станки! Прошедшие столетия изменили ли в них хоть какой-нибудь винт, гайку, колесо? А нужно ли и возможно ли это? Можно ли изменить что-нибудь в этом инструменте, предназначенном для тончайшей и точнейшей, как операция сердца или мозга, работы?
На правой стороне столика имеется небольшая ручка. Она очень похожа на ручку лиры украинских слепцов-кобзарей. Ручка эта вращает под столом колесо диаметром сантиметров в тридцать. От него идет веревка или ремешок – привод к колесу меньшего размера. Гранильщик, вращая ручку, вращает большое колесо, делающее от 50 до 60 оборотов в минуту. От большего колеса энергия по приводу передается меньшему колесу, делающему 400 – 500 оборотов в минуту. От этого, меньшего колеса, вращательная энергия передается по общему стержню третьему колесу, расположенному над столом. В этом третьем колесе вся суть. Размером оно с небольшую патефонную пластинку. Вращается с быстротой также 400 – 500 оборотов в минуту, необходимой для огранки камня. Колесо это корундовое, свинцовое или оловянное. На нем и производится огранка камня.
Вот и все! За этими станками работали деды, передали их сыновьям, а теперь гранят на них внуки. Неизносимые. станки!
Неизносимы и люди! Здесь есть настоящие, „природные", как они себя называют, гранильщики, работающие по много десятков лет. Их спины ссутулились над огранкой многих тысяч камней. Миллионные ценности прошли через их руки. За примером далеко ходить не надо. Бригадир т. Китаев провел за гранильным станком четверть века,_ двадцать пять лет своей жизни.
Он ведет нас по цеху, показывает последовательные стадии огранки камня. Он показывает камень, мутно-белый грязный, неприглядный.
– Вот наше сырье! Белый горный хрусталь.
Берем камень в руки. Он очень тяжел и тверд. Вглядываемся внимательнее. Да ведь это же кварц, самый настоящий кварц, точнее говоря, кремнезем – одна часть кремния и две части кислорода… Это часто и помногу встречающийся камень. Это никакая не драгоценность,, если бы не огранка. А когда он сойдет со станка гранильщика – это будет действительно самоцвет, будет ценность, произведение искусства.
– Самый лучший горный хрусталь добывается на Мадагаскаре. Остров такой, у берегов Африки, – говорим мы. Из мадагаскарского горного хрустале вытачиваются объективы для телескопов.
– К нам горный хрусталь с Березовских копей идет, – отвечает т. Китаев.
В Реже тоже добывается. О Мадагаскарском не слыхал. До революции мы работали и на заграничных камнях. Лучше нашего уральского не встречал.
Для начала хрусталь режется на куски нужного размера. Затем на корундовом круге камень-сырец обтачивается грубо, приблизительно. Так нагрубо отесывает столяр для какой-нибудь поделки деревянную болванку. Впрочем, этот первичный процесс так и называется – оболванка камня.
Горный хрусталь принял приблизительную форму. Но он еще мутен, как вода, слегка разбавленная молоком. Однако чувствуешь, что где-то здесь, совсем близко, таится его сверкающая глубина.
Оболваненный камень, с гранями еле-еле намеченными, всургучивается в шпульку. Это кусок дерева, похожий на вставку для пера, но раза в три толще. На тонком конце шпульки имеется углубление, куда вставляется камень и заливается сургучом. Всургученный камень сидит в шпульке крепко, не дрогнет, не сдвинется, не шелохнется.
До сих пор было грубое ремесло. Теперь начинается высокое и тонкое мастерство.
Гранильщик кладет правую руку на ручку колеса, начинает вращать его, а левую руку со шпулькой подносит к свинцовому диску. И взлетел к потолку тонкий, острый, как иголка, звук. Правая рука ритмически повертывает колесо, левая легкими, неуловимыми движениями прижимает камень к свинцовому диску.
Диск смазан разведенным в воде трепелом, инфузорной землей. Мельчайшие брызги трепела, как пыль, как тонкая паутина, ложатся на руки, на лицо гранильщика. И видишь только губы, плотно сжатые в нечеловеческом внимании. Неосторожный рывок правой руки, неловкий нажим левой – и камень испорчен.
– В нашем деле ухо вот как остро держать надо! – говорит т. Китаев. – Чуть зазевался – беда! На секунду одну только отвлечешься, чьей-нибудь