Мельчайший, как пыль, дождик мочил нас. От „буса" слипались глаза, дышать приходилось водянистой влагой.
– Плохой вець!… – ворчал недовольно Ичалов.
Мы залезли снова в шалаш Спать теперь было невозможно Мы сидели у костра и клевали носом. Ласка продолжала рычать. Это означало, что волки приближаются к шалашу. Несколько раз мы вылезали из шалаша и горящими головнями отгоняли зверей.
Днем моросил „бус". На деревьях набухала влага. Капельки воды свисали на ветвях и траве, под их тяжестью склоняли свои чашечки цветы.
Мы сидели, как прикованные к шалашу. Вылезать из него нельзя было. Спать не хотелось. Лежать и ничего не делать надоело. Я положительно томился, не зная, как убить время. „Бус" – самое скверное на охоте. Сидишь целыми днями на одном месте, почти без движения.
* * *
Ичалов с самого утра что-то сосредоточенно и молчаливо мастерил. Его нож проворно ходил по дереву. Согнувшись, Ичалов выстругивал что-то в роде фигур зверей. Раскаляя на костре проволоку, выжигал ею черные линии на маленьких фигурах. Одни фигуры он обжигал до черноты, оставляя на них едва заметные беленькие полоски, другие оставлял белыми с черными полосками.
Когда своеобразная коллекция зверей оказалась готовой, он достал из нагрудника белую оленью кожу, выделанную как замша. Кожа была в полметра длиной и шириной. На ней Ичалов искусно разрисовал слегка раскаленной проволокой кружки, квадратики, кривые, ломаные и прямые линии, углы и ромбы.
Он был увлечен своей работой. Я взял две фигурки зверей, напоминавшие медведей. Ичалов, отвлекшись от работы, заметил:
– Тебе мишка хорошо игирай!
– Как играй? – ничего не понимая, спросил я.
– Айя! Тебе цего не понимать? – недоумевая, спросил Ичалов, – Тебе мишка игирай, рашамаха – игирай, волика – игирай, жайца – игирай!… Высё игирай. Цего не понимать?…
Но, видимо, решив, что я плохо усваиваю его объяснения, он расставил фигуры на коже, на двух полях. С одной стороны стояли белые звери с черненькими полосками, с другой – черненькие звери с беленькими полосками. Два поля ограждались границами, к которым вели прямые, кривые и ломаные линии. С каждой стороны стояло по одному медведю, по одной россомахе, по два волка, песца и по пяти зайцев,
Ичалов взял фигуру медведя с моей стороны и начал ею водить по полю игры.
– Тебе, мишка, так. Тайга – ходи, тундра – ходи, шопка не ходи. Рашамаха – тайга ходи, тундра – ходи, шопка – ходи, – горячо объяснял Ичалов.
Наглядный показ игры открывал передо мной ее секрет. Она состояла в том, что звери моей партии должны сражаться со зверями партии противника. Победа состояла в том, чтобы звери одной партии вытеснили зверей из поля противника, съели их.
Главую роль в партии занимала фигура медведя. По утверждению Ичалова, это хитрый и сильный зверь – хозяин над зверями. Россомаха тоже хитрый и умный зверь, ее роль сводилась к хозяйке зверей. Волк занимал пост командира в тундре, песцы стояли на позициях наступления в качестве сторожевых постов, зайцы представлялись чем-то в роде рядовых бойцов. Каждая фигура в игре имела свое название, назначение и особые ходы› Поле звериной игры представлялось полем охоты в тундре, в тайге, в сопках. Медведь имел свой ход. Он мог передвигаться по тайге и тундре, но на сопку хода не имел. Россомаха имела ход в тайгу, тундру и на сопоки. Ходы волков ограничивались двумя в тайгу и тундру. Зайцы имели один ход – в тайгу.
Смысл игры на первый взгляд казался простым. Сложным было поле. Кружки на поле игры изображали сопки, квадратики – тундру, ромбики – тайгу. Линии прямые, кривые и ломаные указывали направление ходов. Вся хитрость игры заключалась в первой стадии – как расставить фигуры. Если будут умело расставлены фигуры, то игра может принести победу. Плохо расставленные фигуры быстро погибают, и партнер проигрывает. Игроку необходимо расставить фигуры так умело, чтобы предохранить свое поле от вторжения зверей партии противника.
Расставив фигуры зверей, я всячески пытался преградить путь вторжению зверей Ичалова.
Моя россомаха стояла на главной линии и ограждала вершину сопки.
Медведь занимал тайгу. Все остальные звери были разбросаны в тайге, тундре и возле сопок. Но уязвимым и плохо защищенным местом у меня оказались две сопки.
Россомаха Ичалова, проходя сначала ломаной линией, неожиданно приблизилась к моей границе, заняла одну из моих сопок и по пути „съела" двух зайцев. Затем Ичалов россомаху новел по кривой линии и сразился с моим волком, который стоял на страже у подножия главной сопки.
Чтобы спасти волка, я направил его поглубже в тайгу и оголил путь к песцам. Воспользовавшись этим обстоятельством, россомаха Ичалова напала на моего песца и оказалась у подножья: главной сопки.
Тогда я выставил поближе медведя и только этим спас положение,
Россомаха моего партнера вынуждена была оставить поле и уйти на прямую линию»
Пододвинув волков к границе, я думал окончательно спастись от вторжения. Но Ичалов обнаружил на моем поле с правой стороны две свободных линии и направил по ним двух своих волков. Они атаковали с тыла моего медведя»
Спасая медведя, я отвел своих волков с границы, чтобы прекратить движение в тылу волков Ичалова и оставил границу под прикрытием одного песца и зайцев.
Россомаха Ичалова, напав с прямой линии на мою границу, унесла у меня второго песца и взяла трех зайцев. Освободив себе путь к главной вершине сопки, россомаха Ичалова сделала хитрый маневр по кривой линии и оказалась сбоку моего медведя.
Я отодвинул моего медведя. В это время волки Ичалова сразились с моим волком и сбили его с поля. Я остался с медведем, волком и россомахой, атакованный волками и россомахой Ичалова. Они все ближе подкрадывались к моему медведю.
И я не выдержал боя, и оказался битым мой последний волк. Я остался без армии. Мой медведь был окружен со всех сторон россомахой, волками песцами, зайцами Ичалова. Он был схвачен и растерзан…
– Айя! Плоха думай, плоха игирай!… – заметил Ичалов после игры.
Было понятно. Я плохо думал и плохо играл. Следующую партию я лучше думал, но результаты оказались те же. Секрет игры был более сложным, чем я себе представлял.
Фигуры для Ичалова являлись не просто игрушками, которые нужно двигать по линии и занимать чужие поля, а фигурами живыми. Поле игры моему партнеру представлялось настоящей тайгой, тундрой и сопками, он хорошо знал обстановку, сноровку зверя, его хитрости и уловки.
К тому же, мой партнер имел способности к глубокому