Когда шаломайник созревает, становится стар и теряет свои питательные соки, камчадалы выкапывают его корни. Сушеные и растолченные корни употребляются для приправы к рыбьей икре.
Поднимаясь на возвышенность Ичалов разглядывал и срезал траву кипрей. Это растение иа семейства ослинниковых. Он растет по лесосекам и лесным пожарищам, венчики его цветов темно-розовы. Цветы кипрея высушиваются и завариваются, как чай.
Из кипрея варят разные напитки – квас, брагу. сластят ягоды. Листья и молодые стебли идут на приправу к супу с мясом или рыбой.
Встречаясь с медвежьим корнем, Ичалов объяснял его полезные свойства как лекарственного растения, помогающего от ломоты спины. Ромашка применяется как целебное средство от горловых болезней. Вяжущий сок „пьяной травы" употребляется против внутренних кровоизлияний. Трава „майор" – как лекарство от ранения. Дрис – как слабительное для желудка, а черемша – как самое верное и испытанное средство против цынги.
Солнце склонялось к вечеру, спряталось в тучи, и закат его вызывал беспокойство у Ичалова.
Тучи розовели от последних лучей уходящего солнца. Особенно яркорозовой казалась маленькая полоска, где облака раздвигались и образовывали небольшую щель. Она то тускнела, то с новой силой загоралась, пока совсем не угасла.
Ичалов недовольно кряхтел, нагнувшись, что-то искал, внимательно приглядывался и разводил руками траву, чтобы лучше рассмотреть землю. Когда я спросил, в чем дело, он пробурчал себе под нос, чго на этом месте, по его убеждению, должна быть старая тропа.
– Плидеце искать нацлег. Будет погода плахой! – серьезно предупредил он.
Тропу мы стали искать оба, но кругом все так заросло травой, что никаких следов, ни старых ни новых, не было видно.
Ичалов сделал два круга, отходя то вправо, то влево, и каним-то чудом обнаружил еле заметную маленькую выбоину. Это и была старая охотничья тропа, которая приводила к шалашу, где на переходах останавливались и ночевали охотники. Вот почему ее с таким упорством искал Ичалов.
Пройдя около ста метров, мы действительно наткнулись на одинокий небольшой шалаш, похожий на туземную юрту.
Он состоял из воткнутых в землю по кругу нескольких жердей, верхними концами переплетающихся в виде купола. Вверху была сделана небольшая дыра для дымохода, посредине – меао для очага. Сверху шалаш был покрыт травой корьем и тростником.
Ичалов, осмотрев крышу, предложил нарезать травы, ветвей и сделать ее прочной. Он обтянул крышу несколько раз лозовыми скрученными жгутами, чтобы трава и ветви прилегли плотней.
Он к чему-то готовился, предугадывая дурную ночь, и советовал как можно больше заготовлять дров. Мы заготовили много топлива, потом резали траву для подстилок, чтобы мягче было спать.
Ичалов разжег костер внутри шалаша. Бледный свет озарил небольшое логовище, но сразу стало так дымно и темно, что мы еле-еле видели друг друга, несмотря на то, что сидели почти рядом.
Ичалов сосредоточенно возился с котелками и дичью, которую мы настреляли днем. Собака Ласка сидела возле, вся застыв в позе напряженного внимания.
Я чувствовал большую усталость, ноги деревя-нели, плечи ломило, голова становилась тяжелой. Пригибаясь к земле от дыма, я незаметно заснул, свернувшись у костра, но был разбужен Ичаловым.
Костер уже горел ярким пламенем, в шалаше стало уютней и веселей, в котелке кипела дичь. Ичалов заставил меня ужинать.
Я с наслаждением принялся есть. Но что за оказия? Утка пахла самой настоящей бараниной. Ничего не понимая, я решил, что это мне кажется спросонья. Но ни во сне, ни на яву – нигде я не видел ни банана, ни бараньего мяса.
В похлебке оказался лук, какие-то корни, напоминающие свеклу, и листья с кислотой щавеля.
Откуда эго все? Что за неожиданное превращение?
Я припомнил слова Ичалова, когда он говорил, что охотник должен знать травы. Сейчас секрет для меня несколько раскрывался. Ичалов знал не только лечебные травы, но и такие, которые можно употреблять в пищу.
Наш ужин, как ни странно, состоял из трав баранника, лилий сараны – круглянки и овсянки, из стеблей кипрея и листьев так называемой кислой розы. Оказывается, на лугах Камчатки растет трава, называемая „баранник”. Трава имеет разительный запах баранины, отчего и получила свое название. Когда эту траву кладут даже в рыбную уху, она приобретает запах супа из баранины.
Два вида дикой лилии – сараны-круглянки и овсянки – давали прекрасные луковицы. Они шли в пищу в разных видах. На вкус вареные лилии приятны и немного сладковаты. Их иногда поджаривают с салом, как картофель.
Я положительно поражался поварскому искусству охотника Ичалова. Он умел приготовить из диких трав вкусный и приятный ужин.
Меня все больше начинал интересовать этот человек» Укладываясь на ночлег, мы долго еще разговаривали с Ичаловым, пока нас не одолел сон. Возле меня, свернувшись клубком, легла Ласка, уставшая от дневной беготни.
* * *
Среди ночи нас неожиданно разбудил шум9 подня ый Лаской. Она неистово и грозно рычала, металась и рвалась словно кто-то бегал вокруг шалаша и дразнил ее. В шалаше было темно, как в могиле. Костер погас. Я схватился за ружье, щелкнул затвором и взвел курок. Тотчас в темноте я услышал голос Ичалова:
– Стрелян не нада, плохо будет! Волика ходит?
Ичалов поспешно высек стальным огнивом о кремень огонь. Искры то вспыхивали, взлетая, то гасли, пока не загорелся трут. Тогда он взял шматок заготовленной сухой травы и стал дуть, приложив к ней горящий трут, пока не вспыхнуло пламя, Костер разгорелся, затрещали дрова, свет озарил убогий шалаш.
Я увидел заспанное, но спокойное лицо Ичалова. Его как-будто ничего не волновало.
– Волика ходит… Плохой жверь… Ноцью покой целовеку нет!… – досадливо качал головой Ичалов. И принялся объяснять, почему ночью нельзя стрелять в зверя. Ночью в волка трудно попасть, промажешь, а зверь от выстрела становится нахальным и злым, и от него бывает трудно избавиться. Единственное спасение от волков на Камчатке – эго костер, – огня зверь боится.
Когда костер разгорелся, Ичалов взял несколько головешек и вылез из шалаша. Я последовал за ним. В нескольких шагах от шалаша мы действительно заметили в темноте две пары светящихся огоньков.
Это искрились алчные глаза волков.
Сделав несколько шагов, Ичалов бросил горя-щую головешку. Головня фейерверком пролетела в воздухе, оставляя позади себя искры. Две пары огоньков немедленно подались назад, но не ушли. Ичалов тогда бросил вторую головню. Звери еще подались назад. Теперь они наблюдали издали.
Ичалов оказался прав. Погода резко изменилась. По небу ползли тяжелые густые облака. Горы скрылись, исчезли даже их очертания. Спустился липкий, мокрый туман, называемый на