В устье Белой налетел неожиданно шторм. Погода была ясная, тихая, солнечная. И вдруг яростный удар ветра положил лодку на борг. А затем Кама вздулась, вспенилась, загрохотала. Огромные волны стеною нависали над лодкой и обрушивались, заливая ее чуть ли не до боргов. Воду приходилось откачивать беспрерывно.
На противоположном берегу виднелась какая-то пристань. Но пересечь реку, чтобы добраться до нее, стоило не малых трудов. Волны то скрывали берег, так что рулевой терял направление, то вскидывали лодку, как на качелях. Замирало сердце и опускались в страхе руки.
На пристань сбежался народ. Готовились, если это понадобится, оказать помощь отважным коммунарам. И была у них одна, короткая минута малодушия.
Захотелось крикнуть, чтобы помогли, спасли. Но руки крепче в весла! Шире размах! В судорожных усилиях выгибаются спины гребцов. Вот видны уже сырые замшелые бревна пристани, видны лица людей. Люди что-то кричат, машут руками, показывают, где причалить. Догреблись!
Зторая лодка пришла двумя часами позднее. Экипаж ее спросил у баканщи-ка, стоит ли им рисковать пересекать сильную струю впадающей здесь Белой, идя против шторма? Баканщик ответил коротко:
– Ежели помирать охота, плывите! Коммунары не имели никакой охоты
помирать и два часа сидели у берега, пережидая шторм.
На пристани, в затоне, коммунары провели беседу с затонскими рабочими и водниками. Рассказали подробно, ничего не утаивая, о своей прошлой преступной жизни, рассказали о жизни коммуны, о методах и способах перевоспитания былых правонарушителей. Слушали их с напряженным вниманием. Было задано множество вопросов. Кто-то спросил наивно:
– Как это вас отпустили? А вы… не сбежите?
Коммунары объяснили, что из коммуны вообще не бегают, так как там нет ни запоров, ни стражи. Из коммуны уходят свободно, по собственному желанию, и никто силою задерживать не будет.
– А мы вернемся в коммуну все целиком! – сказали в заключение коммунары. – Заверяем в этом товарищей рабочих своим честным словом!…
…Ночевали здесь же на затоне, в красном уголке. Вышли на рассвете, едва зарозовел восток. Не успели отойти от затона – новое приключение. Одна из лодок шла около самого берега. Ее нагнал огромный пассажирский теплоход и так качнул лодку, что она вылетела на берег.
Приближалось устье Камы. Последняя ночевка на Каме была в селе Икское Устье. Едва расположились на отдых, весело прибыла на автомобилях делегация моряков Балтфлота, шефов Татреспублики. Они также проделали поход на шлюпках Кронштадт – Казань.
Коммунары совместно с военморами провели торжественное заседание в колхозе Икское Устье. После заседания делились впечатлениями от походов. Моряки удивлялись ходу коммунаров, проходивших в сутки в среднем 80 – 85 километров. Были отдельные дни, когда проходили на веслах, без помощи пару» сов, 90 – 100 километров. Моряки проходили не больше.
Выйдя после ночевки из Икского Устья, с нетерпением ожидали Волгу. На ночлеге напугали, что плыть по Волге против течения на веслах невозможно, будет сносить вниз. Плыли час, два, три, но лодка все еще шла легко, гребли без труда. Наконец увидали какую-то баржу. Крикнули:
– Эй, на барже, скоро ли Волга-то начнется?
– По Волге и плывете! – ответили удивленно с баржи.
Но на следующий день Волга все же себя показала. Выгребать против течения стало очень трудно. Для облегчения лодок приходилось ссаживать двоих не гребущих, которые шли по берегу. Частенько приходилось тащить лодки бечевой.
Был случай на Волге – заблудились.
Плывут, а Волга с каждым пройденным метром все уже и мельче и, наконец, уперлись в тупик. Оказывается, лодки попали в глубокий рукав Волги, в так называемую „старицу".Чтобы не хлебать киселя обратно километров десять, переволокли лодки через перешеек шириною в километр.
Не раз попадали на Волге в шторм. После одного из штормов пришли в Казань. И здесь, волей-неволей, пришлось прекратить дальнейшее путешествие.
Суровый надзор осмотрел лодки коммунаров, признал их непригодными к дальнейшему плаванию.
Пришлось из Казани в Горький плыть на пароходе. В Горьком коммунары были исключительно тепло приняты т. Погребинским, которому передали рапорт о достижениях Кунгурской трудкоммуны.
В первых числах августа все восемь человек, все участники похода вернулись в коммуну, целиком оправдав оказанное им доверие.
Коммунары прошли за 16 суток по четырем рекам 1350 километров. За время похода ими проведено было в колхозах и совхозах 14 бесед о детской беспризорности и безнадзорности.
Впервые путешествовали они не поневоле, не таясь, не скрываясь от преследователей. Они увидели великую, счастливую страну и поклялись стать ее полноправными гражданами.
ПУТЕШЕТВИЯ ПО КНИГАМ И ГАЗЕТАМ
“Шахматное поле” камчатского следопыта
Охотник камчадал Ичалов не отличался ничем особенным от камчатских охотников. Это был человек лет сорока восьми, с круглым лунообразным лицом, с редкой, в несколько кустиков бородкой, с маленькими серьезными глазами. Смотрел он умно и прямо, не был молчалив, говорил всегда в меру и с толком.
Одевался Ичалов в серую самодельную тужурку, подпоясанную патронташем, с кожаным нагрудником, повешенным на шее и спущенным до пояса. В нагруднике имелось несколько отделений, вмещавших нож, стальное огниво^ кременц трут, нитки и игольник.
На ногах Ичалов носил нерпичьи торбаса с моржовыми подметками, крепко прошитыми оленьими жилами. За плечами покоилась двухстволка, которую он берег пуще глаза и чистил каждый вечер.
Он был среднего роста, с короткими ногами и удлиненным туловищем, хоаил немного сутулясь и сгибаясь, скользящим шагом, не поднимая ног. Походка определяла в нем человека, долгое время пользовавшегося лыжами. Ичалов на лыжах ходил всю зиму и оставлял их только на короткое лето.
Он происходил из племени камчадалов-ительменов, составлявших когда-то основную часть населения Камчатки. Ичалов говори! по-русски, по некоторые буквы произносил неверно.
Ичалов любил тайгу, тундру, свой край и особенно – охоту. Но, попадая в тайгу или тундру, Ичалов не был только охотником, он всегда что-то искал, выслеживал и высматривал. Весной или летом он не упускал случая, чтобы заметить и разглядеть какие-нибудь особенные травы, цветы, деревья.
* * *
Мы шли по берегу озера Дальнего, направляясь к сопкам – Вилюинской, Опальной и Кошелевой, которые тянутся по всему восточному побережью южной части Камчатского полуострова.
Спускаясь по низменности заливного берега озера, мы неожиданно попали в джунгли густых зарослей шаломайника. Это травянистое растение поднимается до двух метров высотой. Его зонто-образные листья тихо качались над головой. Мы пробирались с трудом.
Ичалов объяснил мне, что